а на месте ванной, а кухня в гостиной.
Выходя из туалета, Гена включил свет в прихожей – единственное место, не поменявшее своё исконное предназначение. Четыре светильника пурпурным, синим, перламутровым и салатным светом залили коридор на кухню. Стоявшие здесь повсюду зеркала заиграли разноцветными отражениями.
Это место хорошо просматривалось с крыш соседних домов; Гена не хотел наглухо завешивать окна и потому сбивал возможных убийц с толку десятком зеркал и светильниками, которые иногда начинали мерцать.
Покушений не было уже полгода, Гутенброкен расценивал это как непорядок. Люди не могут жить без преступлений, хотя бы потому что они запрещены. Если бы разрешили воровать, заниматься экоцидом или спать на посту, вскоре бы всё это приелось и преступления исчезли как явление. Но, как полагал Гена, на такое никто не согласится. Ведь если не станет запретов и криминальных проступков, без работы останутся тысячи полицейских, судей, прокуроров, чиновников, и даже депутатов, придумывающих законы о преступлениях. Однако, их Гутенброкену было не жалко. Но без работы могли остаться швейные фабрики, где шьют красивую форму для всех блюстителей закона. Сапожные заводы потеряли бы часть заказов на казённые ботинки. И так далее. Так что преступления, хотя не были необходимы с моральной стороны, но крайне нужны для успешной экономической жизни страны.
Отражение зевающего во весь рот Гены показалось в первом зеркале и тут же, раздробившись на стекольном ребре спектральным взрывом, мелькнуло в следующем. Гутенброкен увидел трещинки, вспыхнувшие чёрной паутинкой на гладкой поверхности зеркала. Через долю секунды от стекла отскочила разноцветная сверкающая пыль, и тут же проявилась дырка от пули.
Гена уже падал, когда по зеркалам прошлась очередь. Пришлось по пластунски заползать на кухню, чьи стенки были усилены бронеплитами, как, впрочем, и другие помещения квартиры Гутенброкена, за исключением пары окон.
– Покушение на меня, – констатировал Гена и встав с пола, отряхнулся. В коридоре продолжали крушиться и разламываться зеркала под ударами десятков пуль. Убийца явно палил, срывая злобу.
Включив чайник и поставив вариться пару куриных яиц, Гена взял трубку телефона, висевшего на стене, и набрал нужный номер. Аппарат был дисковый и приятно жужжал пружиной. Но Гутенброкен выбрал его не только за красивые звуки. Дисковый телефон было невозможно прослушать. Когда-то давно это умели делать, но постепенно цифра забила все старые технологии и о многом народ позабыл, в том числе и как подслушивать разговоры с дисковых телефонов.
– Товарищ Майор, доброе утро! – заслышав знакомый голос, поздоровался Гена. – Ну, поздравляю, покушение на меня.
Его собеседник командовал городскими сыщиками. Суровый и неподкупный полковник полиции. Звали его Товарищ Майор. Отец главного сыщика когда-то давно, решил дать сыну имя Товарищ, тем более, что фамилия у них была Майор.
– Чтоб с детства привыкал к такому обращению! – сурово ударяя кулаком по столу, отчего на нём начинали подпрыгивать рюмки с водкой, говорил папа. Сам он был военным и дослужился до старшего прапорщика. Мать была против и хотела назвать Иннокентием. Но отец мечтал о военной карьере сына. А имя Иннокентий стало потом секретным радиопозывным сыщика.
Однако, не сложилось. Когда Товарищу Майору исполнилось семь лет, поддатый старший прапорщик отвёл его в специальное учебное заведение, где с детских лет готовили бесстрашных воинов. Но похмелье сыграло свою шутку. Папа по ошибке отдал сына в школу полиции. Никто этого не замечал, так как форма была тоже красивой, а строевой шаг юных полицейских ничем не отличался от маршировки молоденьких парнишек из военной школы. Ошибка проступила только в третьем классе, когда Товарищ, вместо положенного по возрасту курвиметра попросил купить ему лупу и сто грамм чёрной типографской краски – пальчики катать, пояснил ребёнок.
Расстроенный отец скандалил, но было уже поздно. Так и стал Товарищ Майор сыщиком и дослужился до полковника полиции.
– Понятно, – хмуро ответил он Гутенброкену, тот услышал тяжёлый вздох. – А я думаю, куда у нас эксперт подевался? Все сыщики на месте, ждут работу, а эксперта нет. Значит, он на месте преступления уже. Кто стрелял в тебя, известно уже?
– Пока не знаю, – Гена заварил чай в поллитровом френче. – Думаю, к вечеру удастся выяснить. Но, судя по звуку, калибр автоматической винтовки восемь с половиной.
– Серьёзно за тебя взялись, – засопел полковник. – Жди машину! Я ещё пошлю парней на поквартирный обход. Может, кто-нибудь из жильцов видел киллера с винтовкой. Приезжай сюда, будем ждать сообщения от эксперта. Он трубку не берёт, значит, плотно работает с трупом. Стой, стой, – он положил трубку на стол и Гена услышал чей-то сбивчивый неразборчивый доклад. Полковник взял трубку: – Прибежали мои орлы. Говорят, стёкла у тебя все расщёлканы. Ну, ждём!
Как уже догадался проницательный читатель, Гена Гутенброкен был частным детективом, от которого не мог укрыться ни один преступник. Он разматывал, рано или поздно, все совершённые в городе убийства. Никому ещё из тех, кто совершил такое злодеяние, не удавалось уйти от правосудия.