до чтения Кате детских книг. Вика же была счастлива, и через какое-то время она объявила Илье о своей беременности. Илья хотел ее отговорить от идеи рожать ребенка в России, но Вика жила этим счастьем. Отговорить ее было невозможно, она, как чеховская Душечка, прониклась мыслью об отъезде в Израиль, мечтала о том, что дети будут расти в цивилизованной стране. Стала потихонечку продавать книги, посуду, все, что можно было продать, чтобы накопить немного денег на изучение иврита и всем на отъезд. Вика родила вторую дочку, Машеньку, и была на седьмом небе.
Илья немедленно принял решение, что он первым поедет в Израиль устроится там, снимет жилье и вызовет Вику. Это показалось Вике разумным. Она собрала все свои деньги и отдала их Илье, устроила ему грандиозные проводы, и он улетел.
Вика получила от него первое письмо через месяц, потом второе и последнее, третье, уже через пять месяцев. «Все плохо, ехать нет смысла, много трудностей, нечего искать от добра добра». Он писал, что это не путь для Вики и для детей. Что он по-прежнему несчастен, что эпизод с Викой запомнит на всю жизнь и что он премного ей благодарен. Ни одного слова, ни одного вопроса о детях.
И опять Вика винила только себя за то, что она не сразу поняла его сущность. Под прикрытием диссидентства скрывалась внутренняя несостоятельность, утрата или отсутствие какой-либо квалификации, нежелание работать вообще. Она не хотела верить самой себе, что жила и родила ребенка от альфонса. Катюша и Машка были очаровательными девчонками. «Прорвемся, – решила Вика. – Дура, и сама во всем виновата».
Все это, конечно, непросто ей давалось, на всех этих этапах приходилось много страдать, работать, опять страдать, бороться и побеждать. Шла перестройка, пора надежд и мечтаний. Вика каждый день жадно прочитывала новые публикации, новые «старые», запрещенные ранее книги, открывала для себя страницы мрачного, позорного прошлого своей страны. Впереди, как ей казалось, должна была быть честная справедливая, красивая, многообещающая и свободная жизнь.
Она была уверена, что все теперь зависит только от нее самой, что нет и не будет больше преград для достижения ею всех жизненных целей. Но все, однако, пошло не так, как ей хотелось. Некогда было говорить на иностранных языках, некогда было играть на пианино, некогда читать… Надо было растить детей, платить за все дорожающую жизнь, «крутиться», зарабатывать деньги.
Она устроилась работать на «новых русских» хозяев, занимающихся торговлей всем, что представлялось в тот или иной момент выгодным. От кофе и собачьего корма, факс-модемов до самолетов и яхт. Иногда получалось.
Все крутились, бесконечно кому-то звонили, предлагали все, что только можно, колесили, как коробейники, по всему разрушенному политическими «переменами» теперь уже бывшему Советскому Союзу. Хозяева требовали от работников все больших и больших оборотов, и все работали от зари до зари. Капитализм в действии!
Эти «новые русские» быстро смекнули,