и, Владимир Алексеевич и Нина Феодосеевна Пентюшины, этого забавного и милого, любимого и прекрасного сына нарекли Алексеем в честь деда – балагура и шутника, анекдотчика и юмориста, доброго и всеми уважаемого человека, железнодорожника, с которым было хорошо, весело и комфортно, чья улыбка и смех всегда несли радость и настроение.
Молодые, красивые, здоровые, счастливые родители недавно созданной семьи были самыми обычными людьми среднего класса. В те времена всё общество и строй напоминали сплошной стандарт: с одинаковыми причёсками, одеждой и, главное, почти с одинаковыми зарплатами – так жило население страны, с авансом и зарплатой в определённые дни, со стабильными выходными и праздниками, бесплатным образованием и медициной. Люди много работали, но и достаточно отдыхали, по мне – так мечта, не чета моему взрослому, настоящему времени.
Приблизительно в два с половиной года моя мама забила первую тревогу по поводу речи. Она заметила: что-то со мной происходит неладное. Я принялся каждый звук в слове произносить по нескольку раз, с лишними паузами, особенно в начале каждого слова, стал замыкаться в себе, избегать общения, столь радостного ещё недавно, а затем и вовсе прекратил разговаривать и улыбаться. Логопед объявил диагноз: заикание. Меня поставили на учёт, под наблюдение и поиск причин заболевания. Врач дал рекомендации: отныне жизнь маленького человечка по расписанию. Теперь сон, завтрак, обед и ужин в определённое время, гимнастика, покой, отдых и никаких криков в сторону малыша, ограничение в подвижности.
Логопеды не знали, что во время беременности мама всегда с собой носила маленький резиновый мяч, потому что, как говорила она, ей не хватало запаха резины – потребность была колоссальной. Беременные женщины капризны по-своему. И я родился с мячом.
Что интересно, сначала я научился бегать, а уже потом ходить – где там тот покой, когда в три года меня уже никто на улице не мог догнать, даже взрослые! И бабушка в такой ситуации сделала хитрый ход, связав между собой резинки из-под старых трусов, длиной три метра, обвязывала мне грудь с одной стороны, а с другой – кисть своей руки, и так мы гуляли возле дома, при этом она сидела на стуле, а я, трёхлетний пацан, – на привязи, если порывался, то тут же возвращался назад. Мы жили возле дороги, а бабушка была очень грузна, и все мои поползновения вырваться на свободу пресекались остроумными путями моих родных воспитателей. Я уже тогда был шустр и быстр, а футбольный мяч стал моим лучшим другом – благо мы жили в частном дворе, где все углы и стены были ощупаны им по миллиону раз.
В три года меня определили в детсад, в логопедическую группу, к таким же индивидуумам, как я. В итоге рядом не оказалось обычных здоровых детей, и я почувствовал на себе клеймо неполноценности. Родители надеялись на чудо, на быструю поправку и возврат к нормальной речи, но увы – заикание только усугублялось. Детские годы в саду очень смутны. Явно помню, что радость доставляли мне только футбол и самый любимый друг – мой мяч, – а в футбол я играл здорово, как и во всех подвижных играх был на высоте. Друзей у меня не было, потому что я всё время молчал, а если пытался говорить, то вызывал улыбку или смех. Тогда я ещё больше закрывался, уходил глубоко в себя, понимая, что для меня же лучше молчать и не слышать унижающего смеха. Я по-детски рассуждал: зачем мне такой друг, который постоянно молчит, ни поговорить с ним, ни повеселиться?
После годового наблюдения моих родителей и логопеда стало ясно, что заикание не только не прекращается, но и перешло в худшую фазу – в спазмическую. Это когда ты пытаешься произнести любое слово, и у тебя в начале или в середине его происходит сбой, ты не можешь выговорить его, но не останавливаешься и надеешься на удачу, что вот-вот получится, и долбишь, как дятел, в одно место, а когда не хватает воздуха, начинаешь запрокидывать голову назад, выпучив глаза, вены вздуваются, как у певца в надрыве, и широко открывается рот. Это трудно себе представить.
«Сккккккккккккккккккк».
Расшифрую слово, которое пытался сказать: «Скажите!» – вот оно, заветное, но невозможное.
«Ппппппппппппп!» – интересно, а это какое?
«Пожалуйста!» всего лишь.
Мне так хотелось просто спросить и сказать: «Скажите, пожалуйста…», но это были только мечты, и с каждым словом и выражением происходило приблизительно то же самое. Цугцванг – положение в шахматах, в котором любой ход игрока ведёт к ухудшению и проигрышу позиции.
В тот момент я интуитивно понимал, что мои родители за меня бились, искали спасение любыми путями, главное – лишь бы кто-то помог. Они не могли смириться с тем, как страдает их ребёнок, и только спустя годы я представляю, как им было больно и не по себе. Отец даже психовал, глядя, как я корчусь и с какой ужасной мимикой и гримасами даётся мне каждое слово. Он был безоружен перед лицом моего недуга и от собственного бессилия. Конечно, дома я пытался разговаривать как мог, не стесняясь мамы и папы, и всегда находил понимание. Любящая мама-педагог была со мной мягка и нежна, часто целовала и прижимала к себе, и при моих постоянных неудачах в речи всегда старалась быть теплее.
– Сыночек, родной мой, не спеши говорить, не получается