Операционную готовьте, срочно! – Хриплый женский голос воспалил и без того кипящий мозг, а чужие пальцы сжались сильнее, впиваясь ноготками в кожу плеча.
И я даже не успел ничего сделать, как рука сама метнулась к ее запястью.
– Катя! – обеспокоено вскричал кто-то еще.
– Нормально все, не нервируй его, – спокойно отозвалась женщина, позволяя мне держаться за ее руку. Даже отдала мне ее полностью, и я сжал хрупкую ладонь сильнее. – Тише, Тахир, мне этой рукой еще тебя спасать. Вот так. Молодец.
А в сознании начало проясняться. Замелькали картинки. Мутные, неясные… Они состояли в основном из женского голоса и воспоминания о ее прикосновениях. Запахи краски, горький кофе… Катя?
Я вздохнул и расслабил пальцы, не желая навредить ей.
– Воды можно? – прохрипел, замечая, как больно говорить.
Губы еле шевелились и дико болели так, будто я их пожевал. Может, так и было. Когда успел только?
Пластиковая трубка пощекотала кожу, причиняя боль, но я жадно обхватил ее губами и принялся пить. Тело налито тяжестью настолько, что даже глотать трудно. Губы заботливо промокнули… и я, наконец, разлепил глаза.
Низкий светлый потолок, трубки, датчики… Я привязан к каталке ремнями. А половина морды будто чем-то зажата…
– Тахир…
Я перевел взгляд на ту самую женщину. Какая красивая…
– Тахир, ты меня помнишь?
Я только сощурился, глядя на ее лицо, и слабо кивнул.
– Повезло, что пуля полетела уже в череп волка, – сказала она кому-то.
– Это был Анубис, не волк, – поправили ее. – Он в него перекидывается с такой легкостью…
– Добавить транквилизаторов? – с сомнением спросила она.
– Можешь…
– Не надо было его одного отпускать. Я же говорила – ему реабилитация нужна.
– Ну вот теперь будет ему реабилитация…
Катя глянула сначала куда-то вбок, а потом опустила на меня взгляд:
– Спи, Тахир.
И я повиновался. Откуда-то знал, что слушаюсь я редко, но это – то самое время, когда ничего другого не остается…
1
Я открыл глаза и вздохнул глубже. Чувствовал себя так, будто проснулся заурядным утром своей… заурядной жизни?
Память о ней словно еще не загрузилась, и это доставило неожиданное удовольствие. Хорошо ни черта не помнить. При этом нервы натянулись, будто от какого-то сопротивления, аж кончики пальцев пробило током.
Руки… Я поднял ладони на уровень глаз и осмотрел их, не понимая, что чувствую. Но вскоре до меня дошло – пустоту. Мне нечего больше держать. Или некого?
Сердце забилось в такт противным пискам прибора, и вдруг откуда— то сбоку послышалось сонное:
– Тахир?..
Я повернул голову и увидел ту самую женщину, которая везла меня на машине с сиреной.
Катя.
Она спала на кушетке у стены все это время, а на мой «дебош» проснулась и подскочила ко мне со стетоскопом. Попробовала добраться до моей груди, но, видимо, так устала, что руки ее совсем ослабли. И я легко сцапал девушку в свои, прислушиваясь к ощущениям. Да, пожалуй, теперь гораздо лучше.
Катя обомлела в моих лапах, а я все вглядывался в ее лицо, притягивая к себе за плечи…
– Тахир, дай послушать, – хрипло потребовала она.
– Дай послушать мне, – усмехнулся я нагло, запуская пальцы в ее волосы.
Как же она знакомо цепенеет от моей близости… И запах я ее помню.
– Тахир, отпусти, – вдруг уперлась она в мою грудь. – А то выпишу успокоительное.
– Ты всегда так делаешь со мной? – вздернул я требовательно бровь. И почти не сомневался в положительном ответе. Она совершенно точно мной командовала прежде и угрожала успокоительным. – Я что, настолько тебя достал?
– Нет, – округлила она глаза. – Ты просто выжал себя полностью, сорвался несколько раз. А последний вышел едва ли не фатальным.
– А кто я у тебя? – усмехнулся.
Как же было спокойно теперь. А с Катей в руках – вообще невообразимо хорошо.
– Ты не у меня, – захлопала она глазами. – Я просто твой врач.
– И зачем ты врешь? – нахмурился я, притягивая ее к себе настойчивее. – Я помню твой запах, взгляд…
Она открыла было рот, но медленно захлопнула.
– Тебе сейчас нельзя волноваться, – заговорила, наконец, и осторожно выпуталась из моих рук. Будто я представлял для нее реальную опасность и был натуральным психом. – Твоя амнезия временная. Ты все вспомнишь…
– Я помню тебя, – упрямо повторил я. – Разве…
– Нет.
И пока я оцепенел, она воспользовалась моментом и принялась меня слушать. А я смотрел на нее исподлобья и не мог понять. Я помнил эти стены. Вид из окна был знаком до боли. Парк… Только раньше он был зеленее, теперь же изрядно пожух