ив многие окрестные звездные системы. Бывали как хорошие времена, так и плохие: золотой век, фракционные войны, разрушительная эпидемия. Исследуя руины исчезнувшей чужой цивилизации, люди пробуждают давно спящую угрозу, возникшую еще в начале времен. Из тьмы появляются безжалостные кубические самовоспроизводящиеся машины – ингибиторы, которые принимаются истреблять человечество. В последующие двести лет люди и их союзники (включая обладающих коллективным разумом сочленителей и генетически модифицированных гиперсвиней), несмотря на все разногласия, объединяются и прибегают ко все более радикальным средствам в поисках оружия против ингибиторов, известных также как волки.
Все эти попытки в той или иной степени завершаются неудачей.
К концу двадцать восьмого века от человечества остается лишь несколько изолированных общин, которым приходится существовать в условиях все более ограниченных ресурсов, по-прежнему не имея представления, как отражать атаки волков.
С этого начинается «Фаза ингибиторов».
Опять-таки, если вам этого достаточно – добро пожаловать. Если желаете узнать больше подробностей о хронологии, терминологии и ключевых персонажах, загляните в конец книги, но имейте в виду, что эти примечания в определенной степени раскрывают содержание как «Фазы ингибиторов», так и других произведений.
Именно потому они и расположены в конце.
Часть первая
Солнечный Дол
Глава 1
Викторина раскрашивала стену. Я смотрел, как появляются все новые детали на потемневшем краю настенной росписи. Из пустоты летело множество кубов, каждый был изображен двумя быстрыми штрихами темно-синей и черной краски. Кубы отчетливо выделялись на красноватом фоне пылевого диска, выстраиваясь в извилистые линии, петли и цепи, прежде чем слиться в нечто более крупное и зловещее, пронизанное молниями, будто армада грозовых туч. Но все это творчество принадлежало не Викторине, а другим школьникам, часть которых давно выросла или умерла.
И тем не менее она трудилась, слой за слоем нанося краску. Вот из тучи вырвалась стая диковинных уродливых тварей с пылающими злобой глазами, мускулистых и мохнатых, когтистых и клыкастых.
– Я знаю, что они на самом деле не волки, – сказала Викторина, словно предвидя мою реплику. – Я знаю, что мы просто их так называем. Но они вполне могли бы быть волками.
– Ты же никогда не видела волков.
– Мне это ни к чему.
– Они напоминают нам о том, что нас сюда привело, – тихо проговорил я. – Именно потому они изображены на стене. Но ты рисуешь их так, будто они собираются прыгнуть с неба. Тебе правда так кажется?
Викторина положила кисть на край металлического ящика, который держала в другой руке. Внутри находился импровизированный инструментарий. Химические пигменты и стабилизирующие эмульсии когда-то, во время великого поселенческого проекта, служили совсем другим целям. Некоторые цвета были ей недоступны, поскольку нужные ингредиенты либо не удалось найти, либо их нельзя было тратить на нечто столь несерьезное, как школьная стенная роспись. Роль кистей играли неоструганные палочки, увенчанные жесткой шерстью скотины, которую мы держали ради еды и одежды. Сам ящик с красками прежде был частью ранца жизнеобеспечения, давно разобранного и приспособленного для других целей. То, что Викторина вообще могла оставить на стене какой-то след, казалось неким чудом. По сути, в ее волках жила невероятная, полная отчаяния энергия.
– А как, по-твоему, мне должно казаться? – ответила она вопросом на вопрос.
Земля содрогнулась от глухого удара. Мы оба посмотрели вверх – над стеной, над школой, на каменный потолок высоко над нами. Последовал второй удар, и с потолка посыпалась грязь и пыль. Потолочные огни мигнули и погасли. Начали отваливаться более тяжелые камни. В пещере послышались крики.
Викторина, однако, оставалась полностью спокойной.
– Они здесь, – сказала она, отходя на шаг от плода своих трудов. – Они здесь и хотят ворваться. – В ее голосе послышались обвинительные нотки. – Это значит, что у тебя ничего не вышло, Мигель. Ничего не вышло, и настает конец всему.
Она опустила кисть в баночку с растворителем и неторопливо ею помешала.
Грохот ударов сменился пульсирующим сигналом таймера пробуждения. Вместо шороха кисти слышался шум просыпающихся воздушных насосов. Глаза жгло, но не от попавшего в них мусора, а от попытки широко их раскрыть после долгих недель сна.
Я проснулся.
Внутри гибернатора.
Лежа в невесомости, я сразу же понял, что пережил полет и что корабль вместе со всеми его компонентами сумел продержаться достаточно долго, чтобы доставить меня в точку перехвата. Учитывая состояние нашей техники, в том числе систем защиты, уже за одно это мне следовало благодарить судьбу. Гибернаторов вполне хватало, чтобы провести несколько недель в анабиозе, но по надежности они никак не могли сравниться с криокапсулами, которые мы когда-то воспринимали как нечто само