аете и по большому счету никогда не узнаете, что он там. И этот кто-то не обязательно видит Вас и знает о Вашем существовании. Он занят своими делами, а чем заняты Вы его совершенно не интересует. Ему нет до этого абсолютно никакого дела. И радуйтесь этому, потому что если Вы встретите тех, кому есть дело, кого очень интересует, не только чем Вы заняты, но и какова на вкус Ваша кровь, то оно найдет способ добраться до Вас.
Но все же, что, несомненно, обнадеживает, чаще им нет никакого дела. И, обычно это так и работает.
Обычно.
Слово, которое теряет свое информационное содержание, теряет заложенный в него смысл, как только Вам удается заглянуть за границу. Разглядеть за гранью особенное, то, что скрывается среди рутины собственного мира.
Никто не покарает Вас за нарушение этой границы, в конце концов, как таковой ее и не существует. Всего лишь допустимые нормы каждого существующего в своем мире человека, установленные его окружением, воспитанием и, конечно, собственным любопытством. Нормы, установленные верой в существующие и не существующие формы жизни.
Рад был бы, конечно, Вам сказать, что то, что не все могут, а тем более, готовы увидеть, безобидно и его не интересуете Вы. Не интересуете, как объект исследования, как бизнес партнер, как друг, как жертва. Рад бы сказать, но не скажу. Это не так.
Я уверен в этом.
Я познакомился с этой версией нашей реальности.
Мое знакомство с расширенной версией произошло только оттого, что я оказался не в то время, не в том месте. Так сложились обстоятельства, хотя я мог вовремя остаться в неведении, остаться по эту сторону границы. Но любопытство, как основной фактор моего познания мира, в купе с возможностью совершить месть, не оставило мне шансов с выбором.
Жалею ли я, что не остановился, когда еще была возможность? Не знаю, как ответить, чтобы не обмануть себя. Пусть будет 50 на 50. Могу только посоветовать, если вы не хотите до конца жизни ощущать чье-то присутствие за спиной и определенную степень опасности, где бы ни находились, ни коем случае не заглядывайте за границу. И, чем бы Вы ни занимались, будьте уверены, могут найтись те, кто все видел.
Начну, с Вашего позволения.
Я долго ждал, прежде чем решиться изложить все на бумаге.
Даже не знаю, что в конечном итоге послужило причиной появления этих записей. Возможно, подсознательное желание оправдаться?
Хотя, нет. Не похоже.
Какое мне может быть до мнения других дело? Я спасал детей. Общественность ненавидела меня. Меня презирали, смешивали с грязью. В прессе «недочеловек» было самым мягким моим именем. Пусть так, но я знал, что делаю.
Скорее началом написания моей рукописи оказалось последствие желания составить полную картину произошедших событий.
Что же я сделал?
Я сжег школу. Всего то.
Сжег дотла. До основания. Я все спланировал, и поэтому у пожарной команды не было шансов успеть потушить пламя, прежде, чем оно разрушит здание. За это меня возненавидели все.
Возненавидели бы…
Если б узнали.
Я должен был это сделать, не дать распространиться заразе. Уверен, это не было плодом моего воображения, как считает большинство. Никогда не замечал за собой никаких психических отклонений. Себя не обманешь. Если бы они существовали, то я бы знал. К тому же врачебная комиссия определила меня как вменяемого.
С тех печальных событий прошло четыре года. Не такой уж долгий срок, но размышляя над произошедшим, я пришел к пониманию, что все началось гораздо раньше. В далеком 1994 году.
Когда я сел за записи, не представлял, что испишу такую кипу бумаги. Не ожидал, что со временем начну переписывать не удачные на свой взгляд страницы. Все чего я хотел добиться в итоге – всего лишь полного представления произошедшего.
1.
Лето девяносто четвертого ничем не отличалось лета девяносто третьего, девяносто второго. Жаркое и душное.
Мне исполнилось двенадцать, и я был волен планировать каждый день на свое усмотрение. В мои планы всегда вплетались дела, порученные мамой, из записки на кухонном столе, начирканной на газетном листе, но они оставляли мне достаточно свободного времени.
То, что в 12 -13 лет у меня времени больше чем в 15-17 я понял уже позже, когда достиг этого возраста. В 12 я знал, как и чем дышат мои друзья подростки, а еще, что есть такой подотряд подростков как девчонки. Что они отличаются и по строению и по поведению и некоторые из них привлекательные, а некоторые или так себе или еще не достигли возраста привлекательности. В общем – они есть, с ними можно дружить, иногда звать играть в свои игры, но, ни в коем случае, не доверять им свои секреты. Хотя это спорное утверждение и пришло оно в нашу компанию скорее потому, что в ней не было девчонок.
А вот начиная с 15 лет времени на свои игры стало заметно меньше. Наступил период, когда с девчонками захотелось дружить. Но теперь тот самый подотряд ставил уже свои условия. И не мы думали приглашать ли этих представительниц слабого пола в нашу компанию,