слишком рано, чтобы выжить, – кружилась мысль в ее голове. Однако она не пугала, напротив, от нее становилось легче. Поздняя беременность на склоне лет никого не приведет в восторг, особенно если ты никем не любимая и всеми гонимая чужачка.
Еще несколько потуг, и сквозь страшный рев отчаянья появилась на свет новая жизнь, но, не успев зародиться, тут же угасла, словно ее и не было никогда. Возле ног в кровавом месиве лежало безжизненное синее тельце девочки. Из последних сил Лиза соскребла остатки того, что должно было стать человеком, и сложила на печную крышку. Ноги ее не держали, силы покинули, и, словно подкошенная, она упала в объятья забвения.
Женщина увидела себя маленькую – третьеклассницу, бегущую со всех ног с уроков. Она мчалась домой, чтобы принести туда хорошую весть. Учительница – красивая и статная дама в кружевной кофточке, пахнущая цветами, – сегодня похвалила Лизу. Эта прекрасная женщина, столь непохожая на деревенских баб, заметила ее и выделила из многих. А ведь это значило, что мать где-то ошиблась, не такая уж она глупая, и у нее есть шанс изменить свое будущее.
Правда, дома ее тоже ожидала новость – матушка родила. Она лежала на пуховой перине, облокотившись на подушки, а рядом, в люльке, прибитой огромным гвоздем к потолку, мирно спал младенец. В доме было много народу: родня и соседи приехали поздравить семью с прибавлением. Лиза от смущения и страха забилась в угол за печью и не показывалась, покуда гости не разошлись.
Позднее ее хватились – еще бы: в избе и хлеву полным-полно работы, а она отлынивать. Никому не было дела до успехов девочки. На следующий день она в школу не пошла, осталась помогать по хозяйству. Затем снова роды, а потом еще и еще. Школу она так никогда и не окончит, но знания, полученные за три класса обучения, сохранит и пронесет через всю жизнь.
Лизу трудно было назвать красавицей, у нее было не по-женски мощно сложенное тело, левый глаз косил, а щеку обрамляла седая прядь. Суровая деревенская жизнь наложила отпечаток на характер, сделав ее упрямой и гордой. Все это не сулило ей счастливого замужества. Поэтому, когда Петр позвал ее в жены, она не стала долго раздумывать и согласилась.
И вот она уже невеста. Не было пышной свадьбы и широкого деревенского застолья, лишь скромный обед в кругу семьи, а затем – скорее на работу по распределению, строить счастливое будущее.
Все вдруг переменилось. Из захудалой деревушки в две улочки Лиза попала в большой шумный город с заводами и фабриками. Люди на улицах спешили по своим делам, вместо повозок сновали машины – так ново и здорово! Но все было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Муж вдруг попал в больницу. С ним давно уже что-то не ладилось. С тех пор как приехали, стал словно чужой. Подолгу молчал, сторонился ее, будто стеснялся. А на растущий живот и вовсе смотреть не мог.
Спустя неделю она пошла проведать его – сердце было не на месте: один раз позвонил ей Петр, чтобы сообщить о госпитализации, и с тех пор ни весточки. С трудом добралась она до центральной больницы, с еще большим трудом сновала по этажам, но нигде его не было. Ни записей, ни отметок. Словно в воду канул.
На заводе сообщили, что рассчитали аккурат неделю назад. Время шло, неизвестность порождала отчаяние. Утром третьего дня она нашла конверт за дверью. Пустой, никем не подписанный. Внутри месячное жалованье и лист бумаги. «Я женат, есть ребенок. Вернулся к жене. Не ищи меня», – три коротких предложения разорвали на куски ее сердце.
Она вряд ли вспомнит, как собиралась, и долгую дорогу домой, но ей никогда не забыть, как ее встретили. Как не забыть и ту боль, те страдания, что принесло ей рождение сына.
Мальчик быстро рос, но в чертах его она видела отражение подлого предателя, обрекшего на позор. Дома ее приняли подобающим для того времени образом. Братья не скрывали своего отвращения и при каждом удобном случае его демонстрировали. Лишь отец отнесся к ней благосклонно и с жалостью.
Лиза всем сердцем хотела угодить родне и не сторонилась никакой грязной работы, хоть это и принималось как должное. Больше всего на свете она любила хуплу1. Но, достав из печи огромный пирог, пышущий жаром, она тут же скрывалась из виду, чтобы спрятаться от обидных слов.
– Семья растет! – заключал старший брат. – Лиза в подоле принесла, затем Зинкин черед придет – так на всех хуплу не напасемся!
– Всем хватит, Санька. Лиза, доченька, выходи, поешь с нами, – звал заботливо отец.
Лиза не осмеливалась. Так, раз за разом, съедалось не одно хуплу. Каждый раз она успокаивала себя, что вот-вот выйдет и сядет с ними за стол. Вот еще раз позовет отец, и она выйдет. Но больше никто не звал.
Генка рос непослушным мальчиком. Его детство было непростым. «Безотцовщина», «приблудок», «выродок» – значение этих слов он усвоил с малолетства. Впервые с ними его познакомили родные дяди. Если со взрослыми мальчишка ничего не мог поделать, то со сверстниками приловчился «разговаривать» кулаками.
Мать не одобряла драк, но что ей оставалось, запретить самому за себя заступаться? Отсутствие верного друга и крепкого отцовского плеча привели от драк к мелкому хулиганству. Когда Лиза узнала,