ампутировать и жить дальше, забыть, наплевать, а для них трагедия – это инвалидность, как жить без крыльев?! Спорили с Синтой до хрипоты. С верхней спальной галёрки спускался степенно отец, старший Плех, и слушал Долохова внимательно.
– А я? Я как по-вашему без крыльев живу? – смеялся устало Долохов.
Лицо старшего Плеха немного светлело. Он начинал понимать, что Долохов не просто успокаивает, не смеется, он имеет в виду совсем другое.
Долохов и Гарда подолгу гуляли по аллейке возле горы. Видеть усохшее повисшее крылышко было больно, Гарда стеснялась невероятно и поворачивалась всегда другим плечом. Долохов старался не замечать. Да и привычка срабатывала. Всё-таки шесть лет медбратом в санатории у Чёрного моря для таких детей. Он тогда ждал место в космофлоте, устраивался куда угодно, лишь бы платили и лишь бы была практика. В космофлот требовали обширный послужной список. А он всего лишь выпускник Академии, зелень зеленая, таких брали неохотно.
Тогда и попалось на глаза это объявление при заказе билетов. «Требуются выпускники и студенты медицинских вузов. Ночные дежурства, свободные дни, детский санаторий у моря». При разговоре выяснилось, что в данный момент ощущается нехватка именно в медбратьях – «сами понимаете, детки тяжёлые и роботов к ним ко всем не приставишь, нужен человек».
В санатории жила беда. Сначала было неловко перед этой бедой за свое здоровье и обычную жизнь, в которую уходил каждый день.
А потом у беды он стал различать глаза, голоса радостные и не очень, такие разные, летящие ему навстречу; руки бледные и может быть, неуклюжие, лепящие из пластилина головастиков и страшилок, рисующие цветы на ножках и солнце с крыльями.
Гарде тогда же сделали операцию. Теперь она уже выросла, выучилась на спелеолога и искала где-то в доисторических пещерах доисторического местного археоптерикса.
Выросла в миниатюрную красивую девушку с посадкой головы, как и у всех воков, чуть запрокинутой. Когда они увиделись после ее окончания Торианской академии, Долохов подумал, что мужики у воков невзрачны, а женщины красивы. И сказал, что она похожа на птичку плавунчика. Гарда хоть и улыбнулась, но растерялась.
– Хм, я даже не знаю, ты меня поругал или похвалил? – сказала она, вскинув на него глаза.
И он тогда растерялся. В глазах её больших и внимательных почуялась какая-то магия. Будто между ними вдруг появился мостик, она шла по нему навстречу… И голос… этот голос… как если бы она сейчас думала только о тебе.
“Вот так маленькая девочка без крыльев”, – подумал тогда Долохов. А вслух сказал:
– Маленькая птичка плавунчик отличается красотой и решительностью, а мужики у них серые и невзрачные, высиживают птенцов. Что обычно в птичьей природе земной наоборот.
И задумчиво рассмеялся. Надо ли было это говорить… Он не стал продолжать, что эти птички сами выбирают себе мужиков и ухаживают за ними, а потом подумал, что Гарда непременно теперь это знает, хоть между ними и не принято было, чтобы она читала его мысли. Она не утерпит… И точно.