ано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1
Короткий «ввжуухх» снаряда, вспышка, грохот взрыва, высоко в небо взлетают комья земли, чтобы, спустя мгновение, градом осыпать нас… Где-то громко стонет раненый солдат – сегодня нарсы пристрелялись и бьют довольно точно, из орудий и поставленными Западной Коалицией «Гидрами». Я – Дмитрий Александров, «мобик», то бишь, мобилизованный, участвую в боях за город на великой реке, переименованный политическими идиотами, чтобы ничто не напоминало там о нас, словатах.
Я родился в 1912 году1, в Горске, на излете проклятой Реформации, уничтожившей мою, великую страну, и возродившей из небытия кадавра, под названием Нарсия.
Все детство, начиная со школы, «независимое», а на самом деле – очень даже зависимое от Запада государство пичкало меня пропагандой, стараясь взрастить истинного «нарса», внушая ненависть к словатам, «лапотным», как они нас называли.
Однако же, дома у меня были папа и мама, а особенно – дедушка с бабушкой, которые дали мне правильное политическое воспитание, и привили отвращение вовсе не к «лапотным», которыми сами являлись, а к зелено-синему флагу псевдонезависимой Нарсии.
А также привили мне любовь к чтению и книгам разных жанров, которые я поглощал в свободное время.
Впрочем, хилым «ботаном», я не был – получился из меня обыкновенный, дворовый пацан, который умел драться, и с девками был не прочь погулять.
Те были от меня в восторге: сочетая острый ум, начитанность, крепкие мускулы, смелость и некоторую безбашенность я, без преувеличения, был мечтой любой из них. Со мной, большинство из девушек готовы были встретить горести, беды и, не побоюсь этого слова, старость.
Вот прошла моя разгульная юность, я отслужил в армии «независимой» Нарсии, затем стал работать и заочно учиться, ну, а потом случился Великий бунт, как его назвали в народе, и началась гражданская война…
Я так и не женился, хотя партии наклевывались очень выгодные, но, считал, что если не убьют, то начну жену искать после войны.
В армию Республики словатов меня забрали в 1941 году, то есть спустя 4 года после начала всей этой катавасии. Так и воевал последующие четыре года. Так и бьюсь, сейчас, в составе десятой штурмовой группы, беря дом за домом.
Надо признать, что нарсы дерутся неплохо, и, я даже сказал бы – отчаянно. Впрочем, после всего того, что они делали с мирным населением и пленными, пощады им ждать было бы глупо.
Как бы то ни было, и как бы жестоко не бились нарсы и помогающие им иностранные наемники, мы все равно продвигались вперед, находясь уже в пригороде.
Закопавшись окопами в плодородную землю Нарсии, мы пережидали беспокоящий огонь врага, ведь давно прошли те времена, когда, велись позиционные боевые действия, в духе Второй Великой Войны2 – мы постоянно наступали, окапывались, и снова наступали.
И, что нарсам не сиделось со своим Великим бунтом? Так нет, к своим западным покровителям им захотелось, а заодно и отменить все словатское, что было на территории Нарсии.
Управляемое кураторами из западных стран, население бывшей Нарсии, быстро скатилось в самый настоящий нацизм, основой которого стала оголтелая словатофобия, ведь именно Словатия и ее жители, были объявлены главными виновниками того, что из страны, благоденствующей при общем государстве, так и не вышло образцовой «витрины» по западному образцу.
Мои уши резанул свист и рев, и размышления прервались – над головой прошли «Громобои»: будут бомбить артпозиции нарсов, слишком уж те стали досаждать нам. Сидевший в укрытии, рядом со мной, Олег Кошевой, повернул голову и возбужденно прокричал мне в ухо:
– Ух, сейчас там ад будет!
– Будет! – согласился я.
И, в это время, окоп, где мы сидели, накрыло. Нет, не снарядом, а сбитым вертолетом нарсов. Сперва, где-то в вышине, сверкнула вспышка, раздался хлопок, и с неба, прямо на наши головы, отчаянно воя заклинившими движками, полыхая огнем, упал «Па-24». Пламенный ком свалился метрах в двадцати от нас с Олегом. Я почувствовал, как меня приподымает в воздух, а затем с силой швыряет о землю. Пришла жуткая боль, затем, через несколько мгновений – спасительная темнота.
Приходил я в себя мучительно долго: сперва вернулось сознание, затем в нос ударил странный запах, похожий на смесь прелого сена, крови и сгнившей плоти.
Я попытался открыть глаза: получилось с трудом – они были залеплены кровавой коркой. Все же, когда я сумел открыть их, то увидел перед собой лишь подобие слабого, рассеянного света. Сфокусировав взгляд, я понял, что свет исходит из зарешеченного окна, а я, следовательно, нахожусь в камере.
– Твою мать! – пронеслось у меня в голове. – Только в плен к нарсам попасть не хватало!
Все были наслышаны о зверствах, творимых нарсами над мирняком и нашими военнопленными, поэтому попадать в руки к этим тварям никому резона не было.
– Че же