мужскую дружбу, сказав: «Ну ладно, чё, пусть идёт». А ведь такая просьба от друга, потусоваться вместе с девочкой, должна напрячь. Это значит, что уже не получится быть самими собой. Темы для разговора нужно будет выбирать не те, что обычно. И вообще, вести себя с оглядкой.
Мирон или уже влюбился в Травинкину, или собирался вот-вот это сделать. Иначе как объяснить то, что он тащит её после уроков на прогулку, которая для них с Витей стала чем-то вроде ритуала: пройтись по дороге домой по парку, болтая о том о сём, пиная осенние листья, или кидаясь снежками, или поджигая скопления белоголовых одуванчиков, или… (Ну, вы поняли, что Витя с Мироном прогуливаются уже не первый сезон. Вот в насколько отлаженную схему вклинилась Травинкина.) И сегодня на прогулке их уже не двое, а трое, и ничего уже не исправить.
Зимой, так повелось, Витя с Мироном идут на детскую площадку у них во дворе. Нет, не играть, конечно. Просто в дощатом подножии горки, с которой съезжают малыши, кто-то выдернул пару досок, и получился лаз в отличное помещение. Такая уютная пещерка, вроде как и на виду, но где ты укрыт от посторонних глаз. Они с Мироном затащили туда фанерный ящик, чтобы можно было сидеть и трындеть обо всем на свете. А сегодня, поглядывая на чинно восседающую на ящике Травинкину, Витя с удивлением и досадой обнаружил, что трындеть-то и не о чем. Прошедший учебный день обсудили, а дальше не клеится беседа. Когда они вдвоем с Мироном, всё идёт само собой, темы для разговора искать не надо. А теперь – надо.
Вот пусть Мирон и ищет, раз сам это заварил, выкручивается, может, подумает над своим поведением. Тут, наверное, стоит оставить его пыхтеть и краснеть одного и описать Травинкину, которую ещё освещают через щели между досками последние лучи зимнего солнца. Травинкина, значит. Их с Мироном одноклассница, которая сидит на ящике, сложив руки на коленях и глядя в землю. Какая она? Не то чтобы прямо вот глупая. Не то чтобы сильно вредная. Просто – никакая. Тихая унылая девица с тихим унылым голосом. Это на его, Витин, взгляд. Мирон вот что-то в ней разглядел. Может, его и привлекла эта унылость, которую Травинкина пытается выдавать за таинственность, этакую изюминку. Дело в том, что Травинкина с некоторых пор любит всякую заунывную фигню вроде магии, колдовства, мистики. Ей в этом году кто-то подарил «Справочник юной колдуньи», который придал ей этакой пикантности. Она лопочет периодически о фазах луны, ретроградном Меркурии, свойствах целебных трав, нечистой силе, которая вроде как есть среди нас, и обо всем таком. Но всё это, знаете, как-то противненько, что ли. Поверхностно и напоказ. Типа: «Я вся такая загадочная, я, может, и колдовать умею, да только об этом не говорю». Мирон вот купился.
Что примечательно: рассказывать друг другу страшилки придумала не Травинкина, а Мирон. Но общение стало налаживаться. Дело всё-таки к вечеру, замкнутое тесное пространство, где, стараясь не шуметь, сидят трое, и куда уже не проникают лучи солнца. Антураж для страшилок подходящий.
– И когда кто-нибудь заходил в этот лифт, – говорил Мирон, – то больше его не видели. Лифт всегда приезжал на этаж пустой.
– Куда они все пропадали? – тихо спросила Травинкина.
– А никто не знает. Лифт приезжал на тот этаж, кнопку которого нажимал жилец – а в нём никого… И вскоре в этом доме совсем не осталось жильцов.
– Люди типа о таком знали и всё равно пользовались лифтом? – не выдержал Витя. – Ерунда какая-то.
– Не ерунда. Всё не так просто. Лифт заманивал в себя. Стоит человек возле почтового ящика, перебирает почту, думает: пойду-ка я на свой этаж пешком. И тут лифт начинает с ним говорить электронным голосом: «Зайди внутрь… Зайди… Я отвезу тебя на твой этаж». Человек вроде и помнит, что собирался подняться пешком. Но ноги сами ведут его к лифту. Двери закрываются. И всё. Человека больше никто не видел.
Нет, совсем, ни капли не страшно. Травинкина, кажется, просто вид делает, что взволнована, но Витя готов поклясться: просто перед Мироном интересничает.
– Теперь ты. – Это Мирон сказал Травинкиной.
Может, хоть она со своим ведьминским антуражем расскажет что-то жутенькое? Но Травинкина была себе верна, страшилку рассказала унылую. (Так Вите на тот момент думалось.)
– Это история про перчатку, – монотонно начала Травинкина. – Как вы знаете, зимой все дети носят перчатки и рукавицы. – Она сделала паузу. – Носят-носят. Пока однажды одну не потеряют. И вот тогда может случиться страшное.
– Палец, что ли, можно отморозить? – Витя тоже верен себе, то есть скептичен.
– Хуже. Сразу вас предупрежу. Если вы когда-нибудь потеряете перчатку и не сможете найти, сразу же снимите вторую и тоже выбросьте. И никогда, слышите, никогда не поднимайте чью-то потерянную перчатку или варежку. Им нельзя быть по одной. Перчатка по природе своей – парная вещь. Если она осталась одна, через какое-то время она начинает активно накапливать отрицательную энергию. Сначала перчатка валяется без дела. Потом… Ею овладевают силы зла. Они используют её как орудие убийства. Перчатка перестает быть безобидным предметом гардероба. Был один мальчик. Он потерял одну перчатку. А ту, что осталась, положил на полочку в прихожей.