платья вымазанными шоколадом ручками. А в два часа пополудни она сама уселась прямо на ступеньки мраморной лестницы городского парка. Солнце стояло почти в зените, и Эмма оглянулась, пытаясь найти свою широкополую шляпу. Все напрасно – наверное, она потеряла ее по дороге. Оставила в трамвае или даже в кабинете доктора. Ерунда, пусть шляпа остается там, где она ее забыла.
Рядом с белым пятнышком в центре черной горошины появилась еще более черная мокрая точка. А потом еще одна и еще одна. Эмма плакала, опустив голову на руки и не заботясь о том, что выглядит она, по меньшей мере, жалко. Белые босоножки сдавливали ступни так, что хотелось выбросить их прочь и пойти босиком. Нет, никуда она отсюда не сдвинется. Будет сидеть, пока дворник не прогонит ее своей колючей метлой, добавив ко всем пятнам еще и черные полоски от сухих веток.
«С таким гормональным фоном, голубушка, вы никогда не сможете иметь детей».
Голубушка сидела и лила слезы, оплакивая свою испорченную жизнь. Эмма не любила плакать и старалась делать это как можно реже, но сейчас сдержаться было просто нельзя.
«Конечно, можно попробовать все исправить, но на успех надеяться я бы вам не советовала».
Принимать гормоны можно в любом возрасте, но Эмма не собиралась этого делать. Нет, старушечьи сказки насчет бороды и исчезающей талии не пугали ее, но она и так понимала, что теперь менять что-либо слишком поздно. Когда проблемы с организмом только начались, у нее не было денег на нормальное обследование, а теперь…
Мимо цокали металлические набойки шпилек, шлепали летние тапочки, стучали начищенные мужские туфли. Какая-то мамаша с тихим ворчанием протащила по ступенькам коляску, в которой лопотал ребенок, и Эмма, вместо того чтобы подвинуться и дать больше места, снова залилась слезами.
Ну, что за идиотка? Разве можно плакать из-за такой ерунды? Только тупоумные, слабовольные и бестолковые дурочки верят в то, что всю жизнь можно построить вокруг семьи и ребенка.
Да разве же это повод для слез? Эмма вытирала соленую водичку руками, размазывая черный карандаш и тушь. Пришлось выудить платок из плетеной сумочки-корзинки и стереть все следы с лица, пока какой-нибудь малыш не увидел ее и не испугался. И опять все возвращается к детям.
К черту все. Эмма поднялась, отряхнулась и пошла прочь из парка.
«Мартин, у нас никогда не будет детей. Я узнала об этом только сегодня утром, но подозревала уже давно. Прости, что сразу не сказала».
Что скажет Мартин?
«Милая, я люблю тебя и мне все равно, будут ли у нас дети. Давай поженимся и усыновим ребенка из приюта. Я буду счастлив рядом с тобой в любом случае».
«Милая, мне уже тридцать, пора бы завести семью, и я хочу, чтобы мои дети были похожи на меня».
Первый вариант ей не нравился, потому что она и сама хотела бы родить своего малыша. Ребенок из приюта – об этом еще нужно было хорошо подумать и все решить. Легко говорить о том, что можно усыновить или удочерить, и гораздо сложнее решиться на это окончательно. Малыш – это не котенок, которого можно отодвинуть на задний план. Да что там, даже котенка не отодвинешь. Но, Господи, как бы ей хотелось услышать именно первый вариант! Неважно, что она не может думать о приемном ребенке – важно, чтобы Мартин не отказался от нее.
«Привет мамочка. У меня все отлично, работаю полную смену, по вечерам хожу в кино, а на днях заглянула к доктору и узнала, что бесплодна. А так все прекрасно».
Что скажет мама?
«Детка, мне так жаль. Не беспокойся, мы поищем тебе другого врача».
«Ты опять за старое? Война закончилась всего десять лет назад, столько людей умерло почем зря, как можно сейчас думать о детях? Как можно рожать детей в таком мире?»
Эмма уже знала, что вылечить это бесплодие нельзя. Она слышала об этом несколько раз, причем в разных клиниках. Врачи терзали ее тело всевозможными приборами, а руки не заживали от уколов и анализов крови. Так что искать другого врача смысла не было, и она это знала. Но как же она хотела, чтобы мама сказала именно эти слова! Потому что ей хотелось ощутить поддержку и разбить ощущение собственного одиночества.
«Все прошло отлично, Мэйлин. Я действительно никогда не смогу родить. Здорово, правда?»
Что скажет Мэйлин?
«Ох, Эмма, мне так жаль. Иди сюда, я заварю тебе чаю, и ты все мне расскажешь».
«Эмма, я сейчас не могу. Это действительно ужасно, но мне нужно бежать, меня ждет Пауль. Позже, когда я вернусь, ты все мне расскажешь».
Мартин почти слово в слово повторил второй вариант.
«Милая, ты серьезно? Может быть, они ошиблись? А нельзя проверить еще раз? Медицина шагнула далеко вперед, наверняка с этим можно что-то сделать. Ты уже пробовала? А сколько раз? Ну, давай попробуем еще! Ты ездила в новую клинику? Это ужасно, моя мать так надеялась на внуков…»
Мама повторила второй вариант практически без изменений.
«Дорогая, ну зачем ты себя так расстраиваешь? И потом, разве тебе еще не рано думать о детях?».
И только Мэйлин удивила