Ставок больше нет. Алексей Сухаров

держиваю секунду, вглядываясь в документ. Отвечаю с наигранным смущением:

      – Зрение немного подводит.

      – Со светом гораздо лучше, – подмечает девушка, но не подает ни фонаря, ни лампы. Легко киваю в ответ на ее очевидное бездействие, расписываюсь в большом пустом поле внизу и возвращаю документ на стойку. Девушка подсовывает под рукав моей рубашки красную пластиковую карточку:

      – Приятного полета!

      Я бы не смог взять у нее номер телефона ранее – до вчерашнего дня. Постеснялся бы. А сейчас стесняться нечего. Но и надеяться не на что.

      Я читал об этом пару лет назад в конспирологических статьях – тех самых, что наивно и с радостью раскрывают пользователю сети самые страшные тайны человечества и настоящее устройство общества. Тех самых, что сокрыты от любопытных глаз, как пиратское затонувшее золото, на второй странице запроса в поисковике.

      Что ж, буду верить, что она хотя бы будет за меня болеть. Больше не будет никто.

      1976 год, авиакатастрофа над Гималаями. Самолет, потеряв любой намек на управление, влетел в пик, сложившись в гармошку. Никто из восьми десятков пассажиров, равно как и экипаж, ожидаемо не выжил. Что интереснее: не осталось абсолютно никаких данных. Ни переговоров. Ни черного ящика. Ничего. Только восемь десятков искореженных тел на заснеженных склонах Гималаев.

      Люди торопятся и толкаются, стремясь поскорее оказаться внутри салона – ажиотаж. И не потому, что все места на рейс будут заняты и никто не захочет ими меняться во имя удобства отдельных индивидуумов. Могу сказать больше: самолет будет на четверть, и то и на треть, пустовать. Цель проста – избежать давки. Не сейчас, когда давятся, чтоб быстрее побороть волнение, упасть в назначенные кресла и наконец-то приступить к счастливому пути без пути назад, а позже, чтобы хотя бы слегка повысить мизерные шансы.

      1982 год, авиакатастрофа в канадской тайге. Данные о происшествии повреждены или засекречены. При крушении чудом выжил один мужчина. Его нашли на болоте в километре от места трагедии в совершенно неадекватном психическом состоянии: он истерично смеялся, рвал на себе волосы и продолжал повторять одни и те же слова о том, что всех переиграл. Вплоть до недавнего времени жил в особняке в скандинавской глубинке. До самой своей смерти он отказывался от любых комментариев относительно произошедшего.

      Я усаживаюсь на свое место – второе в ряду – и соседей у меня не обещается, так что мне уже, в каком-то смысле, повезло. Складываю паспорт в карман куртки. Беру в руку красную пластиковую карточку и рассматриваю ее. Все, как и обещали организаторы: порядковый номер, множитель возможного выигрыша, пожелание удачи. Четыре пунктирные линии. Я аккуратно разламываю карточку по этим линиям, кладу получившиеся кусочки в рот, разжевываю, как жвачку пластинками, и запиваю водой из бутылочки в рюкзаке. Все, как и обещал организаторам.

      1996 год, авиакатастрофа над Антарктидой. Совершенно неясно, выжил ли кто-нибудь во время падения, но к моменту появления спасателей все точно были мертвы и обморожены до состояния неузнаваемости. Самое таинственное: среди тел нашли четыре трупа с огнестрельными ранениями, но орудие убийства отыскать так и не удалось. Они были убиты еще в самолете или после крушения? Кто был убийцей и остался ли он среди тел? Могла ли стрельба в салоне стать причиной трагедии? Слишком много вопросов и слишком мало ответов.

      Наблюдаю за пассажирами, спешно заполняющими салон. Молодой очкарик со скудной бородкой. Хромая, горбатая и откровенно некрасивая мадам старше тридцатки. Мужичок предпенсионного возраста с обязательным пивным животиком – такого скорее встретишь в супермаркете около дома, чем на рейсе до Нью-Йорка. Семейная пара средних лет. Молодая пара с МЛАДЕНЦЕМ. Это за гранью моего понимания, но если это вдруг поможет…

      Уверен, что патологоанатомы у них тоже “свои”.

      2003 год, авиакатастрофа над необитаемыми островами Тихого океана. Трое в усмерть пьяных выживших, которые, до прибытия помощи, организовали настоящую охоту друг за другом, используя в качестве оружия бутылки и тупые предметы с самолета. Тогда все списали на шок, после – лечили бедняг от посттравматического стрессового расстройства. Десятилетний юбилей кошмарной катастрофы отмечали уже вместе – в дорогущих костюмах на нестареющих телах и с не менее дорогущими часами на запястьях. Что произошло в то утро на борту – неизвестно по сей день.