огда не встречались и не общались, но я прочел немало его статей и извлек из них много пользы.
Вопрос был задан на английском, но г-жа Диди знает, что я деревенщина, и потому перевела его на китайский:
Господин Май описывает китайский мир шпионов, закрытых данных, секретов. Как он относится к феномену мира «постсноуденовского»? Не живем ли мы все в обществе, где правят бал шпионы, шифры, заговоры и тайны?
Прошу простить мою откровенность: китайский перевод звучит странновато, отдельные слова будто бы не к месту. Впрочем, довольно – вопрос мне понятен. Я даже знаю, почему г-жа Диди обратилась ко мне не напрямую (в конце концов, мы ведь на днях беседовали), а через агента: наверняка она сочла вопрос щекотливым и побоялась, что я уйду от ответа. А может, она просто запомнила меня как человека осторожного, того, кто в ответ на вопрос только улыбнется и ничего не скажет, держит мысли при себе. На самом-то деле я молчу не от осторожности, а от волнения и косноязычия. У меня вообще легкая форма социофобии, а уж когда спрашивают несколько сбивчиво, да еще глядя голубыми глазами с длинными ресницами… Г-жа Диди родилась в Ирландии, а выросла в Гонконге. Гонконг не назовешь идеальным местом для изучения китайского языка; иначе речь г-жи Диди была бы, конечно, куда более ясной и я не был бы так сдержан в разговоре.
К пятидесяти годам человек «познает волю Неба»[1], а мне как раз в этом году исполняется пятьдесят. Чего бояться тому, кто даже волю Неба познал? Живи себе честно, по совести. С открытым сердцем, ничего не тая, я быстро написал ответ. На сей раз передо мной был не человек, а текст, и мою робость и косноязычие как рукой сняло, мысль била ключом, нужные слова находились без труда, и вот уже готов ответ – на целую страницу, как у настоящего болтуна…
Сноуден – дитя Божье (дитя Вселенной), а еще он тот ребенок из сказки про голого короля. Вопрос не в том, что он сделал, а в том, что он, нравится ему это или нет, гражданин своей страны; более того, по роду своего занятия он нес ответственность за безопасность этой страны. Его работа всегда почиталась священным и с точки зрения гражданского долга благородным делом, которому он обязан был отдать все – даже, при необходимости, свою жизнь. Без каких-либо принуждений со стороны он разорвал этот общепринятый договор, отчего его образ гиперболизировался и деформировался, подобно сфинксу: поразительно уродливый и поразительно прекрасный одновременно.
Вне всяких сомнений, Сноуден и главный герой «Расшифровки» Жун Цзиньчжэнь – люди одного типа, оба посвятили себя священному делу – защите государственной безопасности, обоих оно преобразило; разница в том, что Жун Цзиньчжэнь, в отличие от Сноудена, считал служение этому делу высочайшей честью и готов был броситься в пламя, чтобы доказать свою преданность. Они как две стороны одной медали, им, стоящим спиной к спине, суждено играть противоположные роли: роль героя и роль заклятого врага.
И Сноуден, и Жун Цзиньчжэнь, и враг, и герой – люди, покинутые Богом. К сожалению, в каждой стране найдется немало таких, как они. Скажем прямо: Сноуден показал нам уродливую сторону не только Соединенных Штатов, но и всего нынешнего мира. Мир захватили технологии, и я безрадостно размышляю о том, что любая страна, будь у нее технические возможности, занялась бы тем же, что и Америка. Технологии сделали нас всемогущими и в то же время уязвимыми, хрупкими. Они, сотворенные ветром чудища, сужают мир до размеров кнопки: нажмешь ее, и все живое вплоть до последнего муравьишки исчезнет с лица Земли. В нынешнюю эпоху конфиденциальность, быть может, стала роскошью – в конце концов, Бог наделил нас инстинктом самосохранения. А значит, выбора у нас нет, остается лишь жить «в обществе, где правят бал шпионы, заговоры и тайны».
Я не буду, поставив себя на место Жун Цзиньчжэня, насмехаться над Сноуденом; я не собираюсь, приняв сторону Сноудена, презирать Жун Цзиньчжэня. Мне жаль, что нельзя быть просто сыном Вселенной, но я счастлив быть сыном Литературы: никакое иное ремесло не приближает человека к Богу так, как писательство. Оно раскрыло меня и придало мне смелости; Всевышний рядом, и я не страшусь говорить с дьяволом. Знаете, если бы в мире не было литературы, искусства, религии, философии, всего нашего духовного наследия, передаваемого из поколения в поколение, чудища, что зовутся «технологиями», давно бы погубили нас или превратили в стадо динозавров, толпу зомби, существ, что могут лишь сжигать в огне, но не способны зажечь огонь ни в единой душе; это был бы мир, где слышны шаги, но не слышно биения сердца; где льется кровь, но не льются слезы; где есть ненависть, но нет любви; где умеют воевать, но не умеют мириться; где научились менять, но разучились хранить… Искусство (во главе с литературой) для человека все равно что весна для цветка, денно и нощно оно смягчает наши сердца, насыщает души, под его воздействием взгляды становятся шире, чувства – тоньше, нравы – добрее; благодаря ему чудища-технологии пока еще не одичали.
Не знаю, останется ли профессор Ван доволен моим ответом. Думаю, да: он преподает литературу, а я отношусь к ней с великим пиететом и, отвечая, не забыл о красоте слога. Но клянусь – Всевышний рядом, и я готов поклясться перед Ним: я не лгу и не ищу ни малейшей