, вууу-вууу!» – подхватывали баритоны дворовых кабысдохов. «Ууу-ааа-ууу!» – разгонял по партитуре басовитый хорал солидных цепных кобелей, «увувууу» – издалека, но очень внушительно добавляли голоса со стороны леса. Говорят, волки прошлой зимой уже выходили к домам. «С войны такого не было!» – жалуется соседка, бабка Петровна. Люди отступают, переезжают в город, природа возвращает своё. Ну что же, скоро проверю – зима на подходе. Может, ружьё купить?
Выплеснув в ночь наболевшее, собаки замолкали, я засыпал, и – всё начиналось снова. «Вау – вау – уууу!» Чтоб вас блохи сожрали. Не высплюсь теперь. Вставал, выходил курить на крыльцо, пялился в тёмный осенний сад, думал о всяком. На душе было маятно, тухло и тяжко – хоть сам завывай. Положенной по календарю полной луны не увидел, но псы её, видимо, чувствовали волосатой задницей. Тёмное небо без звёзд, тёмная деревня без фонарей и тоскливое «увувууу» на разные голоса. Это и есть пресловутые «деревенские тишина и покой»? Ничуть не лучше ночных мотоциклистов на центральном проспекте. Зато гораздо, гораздо дешевле.
Печальная правда в том, что романтический «домик в деревне» – это не причуда писателя, покинувшего суетные мегаполисы в поисках вдохновения, а моя единственная недвижимость. Дом этот еще мой прадед строил, так что я «местный», хотя в последний раз был тут десять лет назад, на похоронах деда. Прописали меня не без труда – принадлежность деревни к ближним окрестностям ЗАТО1 всё чертовски усложняет. Паспортистки в райцентре сетовали на «ужесточение режима» и тянули с согласованиями. Но утряслось как-то. Живу теперь. Печка, грунтовка, пятнадцать километров до райцентра с его сельпо и пятьдесят – до города со всем остальным. Слабенький мобильный интернет, но мне хватает. Писатель пишет, читатель читает, капает на счёт денежка. Небольшая – но и жизнь тут дешёвая. Если не съедят меня зимой волки на пути в сортир, глядишь и привыкну.
К утру измаялся окончательно. Собаки затихли, но я уже не мог уснуть – бесил каждый ничтожный звук. Шуршание мышей в подполе (кота, что ли, завести?), скрипы и потрескивания старого сруба, чирикание первых ранних пташек в саду… Чёртова тишина как будто усиливает любой ерундовый шорох, превращая его в навязчивую акустическую проблему. Ну или нервы. Точно – нервы. Мучили абсолютно неопределенные, но дурные предчувствия, как будто приближалось что-то дрянное и совершенно необратимое. Как глупо – ведь всё дрянное и необратимое со мной уже случилось. Как назло, и интернет пропал, хотя израсходовать пакет трафика на здешних скоростях невозможно в принципе. Тут бывает – то ли ветер не с той стороны, то ли к дождю. На самом краю соты сидим, еле-еле добивает с райцентра. Чтобы нормально позвонить, а не кричать в мобильник: «Алё? Что? Повторите, вас не слышно!» – надо идти на холм, к кладбищу и нарушать покой и благолепие могильных оград. Местные ходят, а мне звонить некому.
Рассвет встретил на крыльце, сплёвывая горькую от никотина слюну и докуривая предпоследнюю сигарету. Может, бросить? Не здоровья для, чёрта мне в том здоровье, а просто дорого стало. Ну и ради бытового героизма – должна же быть в жизни какая-то трудная, но очевидная цель? «Бросить курить» тоже сойдет. Но как-нибудь в другой раз. А сейчас надо съездить за сигаретами. И за кофе. И чай кончается. И… Что-то там ещё надо было купить. Мышеловку? Или сразу кота? Коты бесплатные. Правда, его потом кормить придётся – когда мыши кончатся. Но всё не одному зимовать. Будем вместе сидеть у печки и смотреть в окно. На волков.
Нет, к чёрту – поеду в город. Шикану на последние, схожу в нормальный магазин. В райцентре хорошего кофе и чая не купишь, пейзане пьют растворяшку и чёрную пыль индийских дорог в пакетиках. Ещё водку пьют, но не в нашей деревне. Тут одни пенсионеры остались, как Петровна, они своё уже выпили. Так что в город – как раз, пока доеду, и магазины откроются.
Завел «Делику» – старенький, но весьма проходимый микроавтобус. Моя надежда на транспортную связность. Петровна говорит, зимой раз в неделю из райцентра дорогу пробивает бульдозер, но только до крайних домов, дальше сами. Пока дизель, тарахтя, прогревался, допил кофе. Поколебавшись, выкурил последнюю сигарету – никотин уже скоро отовсюду закапает, но как под кофе не покурить? Ничего, до города потерплю, а там куплю сразу несколько блоков чего-нибудь подешевле. Муж Петровны, покойник – она так и говорит о нем: «муж мой, покойник», – растил табак-самосад. Ну, когда не был ещё покойником, разумеется. У неё и семена остались… Жаль, кофе-самосада у неё нет. Была бы полная автономия.
Выехал со двора, припёр жердью воротину – в знак того, что меня нет дома. Хотел Петровну спросить, не надо ли ей чего из города привезти – но её вечный наблюдательный пункт на завалинке пустовал, хотя для неё было вовсе даже не рано. Не стал беспокоить. Тем более что не надо ей ничего, это просто жест вежливости. На заборе вокруг её дома расселась стая здоровенных крупных ворон, размером с жирную чайку. Откуда ещё? Вроде, птицы не перелетные… Чёрные твари смотрели на меня недобро и вызывающе. «Ты не вейся надо мной» и всё такое. Идите нафиг, пернатые, а то, правда, ружьё куплю. Со следующего гонорара. Если он будет. Или рогатку сделаю. По волкам из окна стрелять.
В город двинул по прямой, срезая угол грунтовками – благо, осень выдалась