хлыстать тонкую ткань дождевика, беспорядочно сметая с неё множество мелких капель, которые равнодушно продолжали покрывать черную поверхность влажным одеялом. Жозе устало выдохнул, и клуб серого дыма моментально окутал его раскрасневшееся лицо. На мгновение тепло, подступившее к коже, вызвало в его разуме приятные ощущения. Он закрыл глаза, поднёс сигарету к губам и сделал очередную затяжку.
– Чёрт, сеньор Уильямс, если вы не прекратите, однажды эта дрянь точно загонит вас в могилу!
Жозе глянул на подошедшего к нему грузного мужчину. Его чёрно-белая фуражка плотно сидела на лысой голове, отчаянно сопротивляясь яростным порывам ветра, казалось, норовившим сорвать её и унести в неспокойное море. Под ядовито-зеленым плащом проглядывал чёрный костюм, уже давно выгоревший на ярком солнце. А в тусклом оранжевом свете лампы, прикреплённой к верхней части рулевой кабины, мелкие капли на поверхности его изрядно износившихся чёрных туфель из старой потрескавшейся кожи, пропитанной водоотталкивающим кремом, переливались яркими огоньками, напоминая россыпь жемчужин.
Жозе отвернулся и выпустил сигаретный дым.
– Не могу позволить себе такой роскоши, капитан Тьягу. В моей жизни и так мало радостей, поэтому я очень дорожу мелочами, которые приносят мне удовольствие.
Капитан удивлённо поднял густую бровь и посмотрел на своего собеседника.
– Даже если эти мелочи каждый раз забирают у вас частичку вашей драгоценной жизни, сеньор?
Жозе сделал последнюю затяжку и, стряхнув тлеющий пепел в море, зажал сигарету в своей руке.
– Каждый по-своему ценит жизнь, капитан, – он безучастно посмотрел на выпирающий живот собеседника, похожий на большой шар, заполненный воздухом. – Но очень часто жизнь сама вносит коррективы в наши ценности. И порой весьма значительные.
– Что вы имеете в виду?
Жозе сощурил свои глаза и всмотрелся вдаль. На горизонте показался призрачный силуэт небольшого каменистого острова, возвышавшегося одинокой тёмной скалой посреди бескрайней водной пустыни.
– Один человек будет всю жизнь заниматься спортом, не имея никаких вредных привычек, но однажды посреди ночи проснётся от неприятной ноющей боли в области груди. На следующий день бедняга отправится на приём к доктору, который обнаружит у него последнюю стадию рака. А через два месяца он навсегда покинет этот мир. Его любящая жена станет вдовой, а десятилетий сын останется без отца. Спустя две недели за школой он попробует свою первую сигарету и почувствует, как его разбитое горем сердце на мгновение перестанет источать невыносимую боль утраты, а разум обретёт столь необходимый покой, – Жозе с грустью посмотрел на своего тучного собеседника. – А теперь скажите мне, капитан Тьягу, можно ли назвать этого мальчика безрассудным болваном, который не ценит свою жизнь? Или же он просто невинная жертва, которая нашла свой способ заглушить в себе боль, несправедливо причинённую ему безжалостной и безразличной судьбой, чтобы вновь вернуться к нормальной жизни?
Капитан поправил фуражку и положил мясистую ладонь на свой большой живот.
– Даже не знаю, что и думать, сеньор Уильямс, – в его разум вдруг закралась одна очень навязчивая мысль. Он внимательно посмотрел на Жозе, который без особого интереса наблюдал за неспокойным морем. – Позвольте поинтересоваться, сеньор Уильямс, вы сочинили эту историю в качестве примера или она действительно произошла с кем-то, кого вам довелось знать лично?
– Да, я был знаком с этой семьёй, – не глядя на него, ответил Жозе.
Капитал облизнул свои пухлые губы и многозначительно кивнул.
– Конечно, жаль мальчишку. Такого и врагу не пожелаешь. Потерять отца в столь юном возрасте… Пожалуй, вы правы, сеньор Уильямс, иногда Господь забирает у нас то, что мы ценим больше всего на свете, – он посмотрел на затянутое грозовыми тучами небо. – Иной раз и призадумаешься, а есть ли кто там вообще? И если есть, то почему допускает такие несчастья?
Дождь усилился, и крупные холодные капли с силой забарабанили по мокрой деревянной палубе.
– Ну и буря! Пожалуй, я вернусь в рубку. Вы идёте, сеньор Уильямс?
– Нет, я хочу ещё немного побыть здесь в тишине, – не поворачивая головы, ответил Жозе. – Знаете, капитан Тьягу, волнующееся море меня так успокаивает. Порой складывается впечатление, что этот маленький катер – детская колыбель, окутанная объятиями самой природы.
Капитан нахмурился и, махнув рукой, засеменил короткими пухлыми ножками вдоль скользкой палубы, крепко ухватившись за леер, чтобы не упасть и не проломить своей головой подгнившие и за много лет разбухшие и покрывшиеся тёмными пятнами доски.
***
– Сеньор Уильямс, мы уже подходим к берегу, – капитан Тьягу посмотрел на своего единственного пассажира, который лежал на жёсткой металлической койке, противно поскрипывавшей при каждом волнении катера. Его глаза были закрыты, а грудь, спрятанная под грязным темно-зеленым колючим одеялом, медленно поднималась и опускалась в такт с его спокойным дыханием.
– Чёрт, – негромко