strong>
Тарасовна ходит по сцене, прибирается, перекладывает предметы с места на место. Сегодня суббота – семья должна приехать на дачу. Уже с полчаса, как прошла электричка – но от станции два километра. Тарасовна поглядывает на часы, качает головой.
Ей кажется, что ее терпение нарочно испытывают – и она заранее сердится.
Звонит телефон, Тарасовна спешит к нему. Ее плохое настроение сказывается и на разговоре.
Тарасовна. Маринка, ты? Вот же беспутные, так задерживаться! Не Маринка? Да, квартира Белогорова, дача, да. Нету хозяев, нету. Кого? Отродясь о таком не слыхала. Да нет же, говорю, нет у нас Трофимова, никогда не бывало. И в гости не ждем. Леонид Парфеныч приедет с минуты на минуту. Ладно, звоните, только дело это напрасное, да! (Кладет трубку.) Вот же настырная…
Вбегает Марина – не то еще девочка, не то уже девушка. Она, естественно, считает себя взрослой.
Марина такая живая и говорливая, что не замечаешь, красива она или нет.
Марина. Тарасовна, приветик!
Тарасовна. Одна?
Марина. Вдвоем.
Тарасовна. Никого не вижу.
Марина. А голод? Второй час терзает. Дай заморить червячка!
Тарасовна. Пойди умойся.
Марина. Необязательно.
Тарасовна. У меня обязательно!
Марина (напевает, вальсируя). Тарасовна, у меня ноги не ходят! Ах, какие цветы… (С чувством.) Что за чудо наша дачка, Тарасовна! (Декламирует.) Вновь я посетил тот уголок земли, где я провел изгнанником два года незаметных… Всю неделю мечтала, что в субботу поедем сюда. На речке купаются? Достанешь утром купальник! Голубенький, с прошлого года. Тарасовна, совесть у тебя есть?
Тарасовна (любуется). Ноги не ходят, а танцуешь?
Марина. Танцевать я могу и голодная. Единственный способ заглушить муки голода.
Тарасовна. И языком молотишь.
Марина. А чем мне молотить? Хвостом? Или руки в ход пускать? (Целует Тарасовну.) Ты меня доведешь до безумия. Спроси папу – он тебе разъяснит, что от голода человек тупеет. Так что будет?
Тарасовна. Ужин.
Марина. А до ужина?
Тарасовна. Колбаски найду, если предъявишь чистые руки.
Марина. Ради колбасы можно.
Убегает, напевая. Тарасовна готовит бутерброд. Марина возвращается и хватает его со стола.
Тарасовна. Почему одна?
Марина. Мама с уважаемым Леонидом Парфенычем приедут на машине: на электричку они не успели.
Тарасовна. А ты не с ними?
Марина. Как видишь, дорогая Тарасовна.
Тарасовна. С мальчишками ехала? Все провожатые!
Марина. Попутчики.
Тарасовна. Ухажеры.
Марина. Приятели, так скажем. В нашей школе подбор мальчишек неудачный. Сплошь молчальники или трепачи, на воздыхателей не тянут. Или рожи строят, или лапы суют.
Тарасовна. Как ты сказала?
Марина. Ну, на поклонников… Тебе непонятно?
Тарасовна. Я насчет лап и рож. Не люблю таких слов!
Марина. Думаешь, я люблю? Но к мальчишкам нашей школы только такие слова подходят. Всё иное – лакировка действительности.
Тарасовна. Разговаривать с тобой!..
Марина. И мальчишки это же говорят. Я жуткая реалистка. Чтобы не разочаровываться, твердо решила не очаровываться.
Тарасовна. А провожать тебя за сто верст едут…
Марина. Пустяки! Со следующей электричкой вернутся.
Тарасовна. И так каждый раз!
Марина. Всего один день в неделю.
Входят Надежда и Белогоров. Ей лет сорок, ему сорок пять. Он высок, красив, благообразен, значителен. Она проста и сердечна. Неважно, красива она или нет, элегантна или мешковата. Как в дочери всё забивает порывистость и говорливость, так в Надежде всё поглощается женственностью. У нее мягкий, на полутонах, голос – такие голоса всегда называли милыми. Это словечко, вероятно, точнее всего определяет сущность Надежды: она мила.
Надежда. Маринка! Перед ужином!
Марина. Всё в порядке, мама. Заправляюсь перед дальним походом к столу.
Надежда. Смотри, если потом не будешь есть!..
Марина. Никаких потом! До ужина я еще дважды проголодаюсь.
Надежда. Как в саду, Тарасовна?
Тарасовна. Розы расцвели. А сирень уже отошла…
Надежда. Пойдем в сад, Леня.
Белогоров. Иди одна, я отдохну у себя перед ужином.
Надежда.