только лет мечтать о поездке, чтобы в метре от мечты, застрять в переполненном зале аэропорта, по причине неблагоприятных метеоусловий. Вылет рейса задерживается. Меня ждут там, я застряла здесь и, по-видимому, надолго. Люди уставшие, злые – понимаю, сама испытываю те же чувства: досады, раздражения, разочарования от пошатнувшихся планов. С природой не поспоришь. Вздумалось ей разыграться снежной бурей! Не на шутку зимушка-зима вступила в свои права. Скоро Новый год. Лечу к Инге. У нас морозы, у них тепло. Хочется погреться у её сердца, давно не виделись. У каждой семья, заботы, да и годы не те, чтобы срываться с места по первому зову. Мужья, дети, внуки. Это в душе мы молоды, будто вчера двадцатилетними девчонками были
Вылеты отменены на неопределённое время. Кто-то завалился спасть, под голову положив багаж, кто-то понуро следит за электронным табло, как за личным врагом, кто-то читает. Кто-то не расстаётся с сотовым телефоном – отличный собеседник, не соскучишься.
Рассматриваю пассажиров. Интересно наблюдать за незнакомыми людьми, у каждого из них своя история, скрывающаяся за запотевшими стёклами очков, полями шляп, прикрытых глаз.
Старушка интеллигентного вида, этакая мадам. Берет из чернобурки, сама бы от такой красоты не отказалась. На каждом сухоньком пальчике по перстню и не простому – играют камни бриллиантовым блеском. Щебечет птичкой на французском языке с седовласым мужчиной. Он кивает. Соглашается. Неожиданно восклицает что-то. Она обиженно произносит: «Le gamin»1. Мне показалось или она произнесла на чистейшем русском слово «шалапай», не может быть… показалось, хотя… Молодая женщина «мучает» сотовый, не давая ему покоя и передышки. Пишет очередное сообщение. Улыбнулась, прочитав ответ. Её тоже ждут где-то там, а она здесь. Мужчина, задумчивый взгляд, а глаза… Ему не мешает непогода. Такое чувство, что он в восторге от её фокусов. Его глаза смеются. Чему он радуется? Зиме? Или ему безразлично, когда улететь?
– Нет, ещё не в воздухе, рейс откладывается, – объясняю обеспокоенной подруге.
Она ждёт меня в аэропорту по другую сторону мира. – Как только объявят о посадке, я тебе сообщу. Не переживай. Я же просила не спеши, у нас непогода.
Чем заняться, когда заняться нечем? Надо «убить» время, а как его убивать? Медленно и уверенно или быстро и точно?
Как хочется кофе. Без кофе я не могу существовать, а в ситуациях, таких как эта – подавно. Кофе. Мысль о чашке чёрного кофе, засевшая в мозгу, постепенно вытесняет другие мысли. И ещё бы грамм пятьдесят коньяка, чтобы не уснуть стоя. Третий час. Ночь. За стенами аэропорта по-прежнему веселится снежная буря.
Глава 2
Значит кафе. Сколько народу, ещё бы! Все вылеты задерживаются. Чем ещё людям заняться, если не питьём и едой? Не люблю большого скопления людей. Иду в бар, в надежде на одинокий уголок. Людей немного, думаю по причине завышенных цен. И пусть, лишь бы тихо.
– Пятьдесят грамм коньяка «Курвуазье» и чёрный кофе, пожалуйста, покрепче. Нет «Курвуазье»? Хорошо, пусть будет «Арманьяк».
Оглядываюсь по сторонам. За стойкой бара, на высоком стуле сидит мужчина, тот самый, у которого глаза смеются. Он похож на Шерлока Холмса – курительная трубка, задумчивое, строгое лицо, но глаза… Или это освещение балУет, преломляясь? Нет, освещение не причём, глаза смеются. Не улыбаются, смеются. В них столько света! Курит трубку, пишет. Письмо? Возможно. Странно. Пишет, как мы в молодости – в тетрадке. Сейчас все таскают за собой ноутбуки. Технология. Кому нужны тетрадные листочки? А мне нравится «по-старинке», как раньше. Теплей, уютней, по-домашнему. То ли ощущение бумаги согревает, то ли…
Коньяк сплошное разочарование. Чем его разбавили? Зачем портить напиток? Кофе, и на этом спасибо, запах зёрен и вкус кофе оставили. Хочу курить. Сигареты в сумке, а вот зажигалка…
– Извините, разрешите прикурить?
Карий взгляд, обычные глаза, но улыбка в них так и плещется золотой рыбкой. Удобно ей там, хорошо. Я невольно улыбаюсь. Прикуриваю сигарету, благодарю, собираюсь вернуться за свой столик.
– Можно угостить Вас коньяком? У меня настоящий, хотите? – он смотрит прямо в глаза.
– Хороший коньяк, не разбавленный, – улыбаюсь. – У Вас глаза смеются.
– Правда? Это здорово! Я думал, что разучился смеяться и душой, и глазами.
– Вот как? Почему?
– Годы одиночества.
– Это как?
– Я сидел. Освободился несколько месяцев назад. Изгой, отверженный. Думал, никогда не научусь заново радоваться жизни, понимаете? – я киваю головой. Впервые вижу перед собой живого заключённого, бывшего заключённого. Человека с «прошлым». Чувствую ему необходимо выговориться. Откровенничать с незнакомыми людьми всегда легче, по простой причине – вероятность повторной встречи равна нулю.
– Вы сидели за убийство? – зачем спросила, он обидится.
– Нет, – смутился. – Помните дефолт тысяча девятьсот девяносто восьмого