до утра. Одно нисколько не мешало другому, а только лишь дополняло, делало жизнь насыщеннее и веселее. Несколько раз в неделю по вечерам устраивались танцы, где парни под ритмичный аккомпанемент «Чингисхана» и «Бони М», случалось, дрались с местными. Потом мирились, и под портвешок или самогон вместе обсуждали девчонок. Доставалось всем без разбору – и своим, и деревенским. Сальные комментарии сопровождались наигранным брутальным ржанием десятка-двух молодых здоровых балбесов. Но звучали первые аккорды медляка, и компания рассыпалась по залу. Обнимая в танце объекты недавних острот, все без исключения, даже местные работяги-трактористы, из нарочито вульгарных мужланов превращались в галантных и предупредительных кавалеров.
Обычно танцы проходили под магнитофон, но случалось, что и под аккомпанемент местного ВИА. Но уж лучше было с магнитофоном! На кассетах инструменты настроены, голоса не фальшивят, репертуар удобопонятный…
Городской отдел культуры направлял в районы сельхозработ свои бригады, несущие искусство в массы. К одной из таких бригад прикрепили и наш бэнд – дарить людям радость, танцы для них играть. Хмельницкий, Крицин, Попов и я восприняли весть об участии в культпробеге с энтузиазмом. А что? Сменить обстановку, развеяться, отдохнуть от города. Почти всюду, где предстояло работать, у нас были друзья, девчонки знакомые, а главное – там было много симпатичных девушек, с которыми нам только предстояло познакомиться.
В пятницу мы отыграли в Армани, в субботу – на Талоне.
В Балаганное мы прибыли в воскресенье, ближе к обеду. Одновременно с нами, только с другой стороны – из Магадана, туда въехала фура с пивом. Благая весть покатила по селу с резвой скоростью велосипеда, радуя всех – и местных жителей, и редких гостей старинного казачьего села.
Аппаратуру и инструменты мы настроили быстро. Времени до работы было ещё предостаточно, на улице ярко светило солнышко. Не то чтобы оно палило, но светило не по-осеннему вызывающе. Опять же, фура с пивом приехала… Как ни крути, всё сводилось к одному.
Минут через двадцать наша четвёрка сидела на лавочке возле сельского Дома культуры. Сидели мы не просто так, не праздно, а с удовольствием дули дорогое горькое «Исетское». Неподалёку от лавочки, в тенёчке, в деревянном ящике дожидались своей очереди рядки стройных бутылок с оранжевыми ярлычками на длинных горлышках. Пустая тара возвращалась обратно в ящик, рядом сразу пустели ещё четыре ячейки.
После второй мы уже не сидели, а полулежали на скамейке, вяло курили и лениво обозначали беседу. Говорили обо всём и ни о чём. Об инструментах, струнах, микрофонах и аппаратах, о разнице во вкусе и деньгах между «Исетским» и «Жигулёвским», о девчонках, о недавно прошедшем чемпионате мира в Испании…
– Хорошо! – вдруг бодро выдал Крицин, прервав вялотекущий разговор. Алексей покрутил головой, глядя на нас, и явно ожидая поддержки. – А?
Действительно – музыка, футбол, девчонки – всё это так здорово!..
– Не то слово!.. – Попов хлебнул «Исетского», глянул на солнышко, зажмурился, и в три слога почти пропел непечатное словечко, вполне созвучный синоним популярному «Зашибись!» И так это было произнесено вкусно и к месту, что Хмельницкий, Крицин и я только заулыбались, согласно закивали, безоговорочно поддерживая и дружно одобряя:
– Да-а…
Но всё когда-нибудь заканчивается. А если это ещё и что-то очень хорошее, то оно обязательно заканчивается намного быстрее, чем всё остальное. Солнце почти упало за сопку, отбрасывающую тень на всё Балаганное. Стало прохладно, закончилось пиво, у клуба собиралась молодёжь.
Лениво, конечно, но надо и поработать.
Мы гуськом двинули по хорошо изученному за время отдыха маршруту. До заветной цели оставалось несколько метров, когда к нам подлетела ведущая вечера Света и выдернула из дружного рядка Хмельницкого. Что-то ей там нужно прорепетировать, а без аккомпанемента – никак! Саша попытался объяснить Свете:
– Да мне вот нужно… – Хмельницкий показал на нас, твёрдо держащих свой курс к уборной. – Я сейчас это… И сразу приду!
– Потом-потом! – Света потащила клавишника на сцену.
Мы с Поповым и Крициным, вполне довольные жизнью, стояли на крыльце, курили. Кокетничали с девчонками, шутили, смеялись. Из танцевального зала доносились звуки нашей двухрядной «Вермоны». Света вовсю разогревала народ конкурсами, Саша обеспечивал музыкальную поддержку мероприятия. Неожиданно ведущая фурией вылетела на крыльцо:
– Мальчики, работаем!
Хлопает в ладоши – раз-два-три!
– Работаем!
И снова – в ладоши.
Школа!
Хмельницкий нам сразу не понравился. Волосы взлохмачены, глаза блестят, нездоровый румянец на щеках, а на губах – улыбка. Нехорошая такая улыбочка, болезненная.
Взяли мы с Олегом гитары, Лёха за барабаны присел, палочками дал счёт. Грянули! Народ, заждавшийся музыки, сразу пустился в пляс.
Спели одну песню, вторую. Третью Попов предложил спеть Хмельницкому. Александр только головой покрутил – нет! Мы даже