от лихорадки восемь лет назад писаря при местной канцелярии Митрофанова Степана Григорьевича – Митрофановой Анны Степановны семнадцати лет от роду.
***
Венчание было пышным. Анну нарядили в шелка и золото, покрыли голову белою фатою и подвели к разодетому в парадный фрак жениху, в нетерпении ожидавшему её у алтаря. Батюшка читал молитвы, служки держали венцы, кто-то из гостей всхлипывал, кто-то громко сморкался, были и те, кто шептался, но ни один не высказался против.
– Ты, дочка, – Ольга Николаевна подошла к Анне, как только её допустили к нововенчанным, – не бойся, не перечь мужу своему, всё как скажет, так и делай, – зашептала она, пока генерал отвернулся. – Глядишь, и сладится всё.
Анна только поджала губы и опустила взгляд так, чтобы видеть только подол своего подвенечного платья. Смотреть на мать, а уж тем более говорить с ней сейчас не было духу. Всё вокруг словно бы происходило не с ней, она будто бы со стороны смотрела на то, как их вывели из церкви, посадили в коляску, запряженную тройкой белоснежных лошадей, и они с супругом отправились в его, а теперь уже и её имение.
Как сообщили ей ещё во время сборов, здесь – в Новоцерковске – праздника не предполагалось, свадьбу планировали отметить через пару недель в Санкт-Петербурге. Сейчас же был организован только небольшой вечер на двести гостей: самых близких друзей и знакомых семьи генерала. Анна тогда только и успела подумать, что двести человек – это огромное количество народа, и если это небольшой вечер, то что же будет в столице? Но приготовления замотали её, и она забыла о своём вопросе, вспомнив о нём только сейчас.
Бальный зал особняка Прокофьевых оказался огромен, так что гостей и не виделось так много. Было просто слишком ярко от блеска хрусталя и шумно от бесконечных тостов за молодых. Их произносились с улыбкой, но в глазах тостующих Анна видела лишь печаль или злорадство, и это делало вечер еще невыносимее.
В конце концов, она встала и с разрешения супруга вышла в сад. Здесь было прохладно, свистели вечерние птицы, и сам воздух словно пел ей песню о свободе. О той самой свободе, которую Анна сегодня потеряла. Она шла по тропинке и вспоминала, как утром, случайно проходя мимо батюшкиного кабинета, заметила, что брат с адвокатом генерала подписывают какие-то бумаги. «Наверное, – подумалось тогда ей, – списывают долги наши. И хорошо. Пусть…»
Поднялся ветер, потянул за собой фату, срывая с головы венок невесты. Анна невольно улыбнулась: «Ну вот и всё, не невеста я больше! Не невеста!» – и побежала по тропинке вглубь сада.
***
Её искали всем собранием. Долго. Обшарили каждую комнату, каждый закуток дома, посмотрели под каждым кустом, опросили всех гостей и прислугу, но так не нашли.
– Сбежала! – кричал генерал тем зычным голосом, который сложно представить у столь пожилого человека. – Искать! С собаками искать!
Собаки привели лишь к небольшой дверце в ограде сада, которой пользовались, когда нужно было сократить пеший путь до города да в лес