Русский диссонанс. От Топорова и Уэльбека до Робины Куртин: беседы и прочтения, эссе, статьи, рецензии, интервью-рокировки, фишки
которые, по законам начертательной геометрии, пересекаются лишь в бесконечно удаленной точке, здесь и сейчас странным образом совпали.
По иронии судьбы (Е2-ль-Е4 поймешь, для чего) автору этих строк довелось общаться с самыми «несозвучными», несоприродными друг другу персонажами (еще тот русский диссонанс), а также публиковать тексты о литераторах, которые при встрече предпочтут кивнуть стене, нежели коллеге-sorry-по-цеху, и будут как правы – так и левы. Именно поэтому в книгу вошли далеко не все записанные за много лет моей работы в литературной журналистике диалоги (второй том «Русского диссонанса», возможно, не за горами). Кое-что намеренно исключено из сборника, ибо бессмысленно и странно было б транслировать ныне позиции экс-интервьюируемых «с особенностями этического развития»; ну а о ком-то я просто забыла.
Впрочем, где тот «цех» и та «стена»? И что может быть общего у Нарбиковой – с Яхиной? У Токаревой – с Топоровым? У Витухновской – с Камбуровой? Как писать про Лунгина, Урмаса Отта, Уэльбека, Кормильцева, etc., – и Кураева с досточтимой Робиной Куртин? Меж тем наша беседа с этой уникальной личностью замыкает первый блок сего томика, но размыкает ваше сознание, – и потому читайте книгу с конца первой части. После общения с буддийской монахиней, прошедшей огонь-воду-и-медные-трубы, задавать кому-либо вопросы представляется нелепым и, пожалуй, смешным.
Во втором разделе книги живет своей жизнью избранная эссеистика (есть и индийский trip, хотя травелоги – не мой конек: обычно не описываю частное пространство путешествий), а также как классические, так и в чем-то радикальные критические статьи + рецензии на книги, в свое время показавшиеся достойными внимания: в том числе мои точечные отзывы на тексты одного из далеких уже «Нацбестов», который довелось жюрить с легкой руки В. Л. Топорова.
В третьем кластере интервьюер меняется местами с пресловутыми предыдущими ораторами: теперь уж сама Рубанова отвечает на вопросы тех, кому сколько-то любопытно то, что делает в литературе-да-около как она сама, так и соприродные ей писатели-и-другие-тоже-приматы.
Ну и «фишки», на посошок: для имеющих уши – ведь когда-то на самом деле жили-были король с королевой, ну а читать нельзя запретить.
Н. Р.
Часть I
Беседы и прочтения
Привет прекрасной эпохе
Ирина Печерникова[3]
«Не надо выходить замуж, если ты замужем за театром»
При перепросмотре архивов неизбежно натыкаешься на забытое: так нашлось и наше интервью с актрисой, сыгравшей прекрасную училку в «Доживем до понедельника» – фильме, которому более полувека, а он по-прежнему молод без пластики. Этому интервью много лет – той жизни нет в помине: мы будто б пережили пандемию и начали учить неоновейшие уроки истории, ну а тогда, в зазеркальном 2008-м, я пришла к Печерниковой домой. Жила она в тихом переулке у Красных Ворот – на пороге меня встретила маленькая сухая женщина-девочка в длинном бархатном халате, совершенно не похожая на волоокую «богиню» из всем известной ленты Ростоцкого. Вместо положенного часа проговорили четыре. Горели свечи. Печерникова раскрывалась не сразу, приходилось вскрывать в ней слой за слоем, слегка сламывая еле уловимое сопротивление: это и казалось самым интересным… в финале она подвела меня к своей любимой иконе. Впрочем, интервью порезали, а журнал «Культпоход», в котором оно было опубликовано, канул в Лету.
Остался текст (в этой книге – публикация без купюр), тире между датами 1945–2020 и томик с автографом Ирины Печерниковой «Дожила до понедельника» в шкафу.
Наталья Рубанова: Наверное, вопрос «любил ли вас Высоцкий / Тихонов / Даль / Смоктуновский?» задавали вам не раз и не десять; именно поэтому я и не хочу касаться сей темы, тем более что в книге «Дожила до понедельника» вы предельно откровенны – ну или почти. Что это – невозможность сказать журналисту «нет», или?..
Ирина Печерникова: Или. Эти четыре человека – мои любимые. Ну а жизнь у меня одна – и история с ними – тоже одна… Да, книга откровенна: я ничего не придумывала и ничего не боялась. Что же касается «нет», то с этими людьми сугубо «личной» территории практически не было, поэтому никаких тайн не существует. У нас всё «личное» основывалось только на творчестве.
Н. Р.: Вы начали писать «для себя»; первые страницы были посвящены любимым коту и собаке… А как рукопись попала во «Время» – точнее, почему оказалась именно там, случайно? В Москве немало и других издательств.
И. П.: Да нет, не случайно. Мне кажется, во «Времени» есть некие штучные люди; вообще, ко мне там очень тепло отнеслись. Как-то я в шутку сказала Эдуарду Тополю: «Я теперь тоже писательница, у меня столько-то страниц…», а он ответил: «Если что-нибудь напишете, обращайтесь ко мне. Вы же издателей боитесь? А Бориса Пастернака не испугаетесь, не убежите от него». Я и не убежала… хотя и не писатель. Написать книгу и быть писателем – разные вещи. На самом деле, все началось с моих воспоминаний «о ботиках» и с ватмана, на котором были написаны буквы: когда меня только учили обращаться с компьютером,