изовать задуманное? Сможет ли, приняв боль прошлого, обрести счастье?
Как вы можете использовать эту книгу?
Как увлекательное, вызывающее бурю эмоций художественное чтиво и\или как научно-популярное, терапевтическое произведение. Ведь текст обучает практическим способам самопомощи и раскрывает главное правило прощения (абьюзера).
Что же мне теперь делать?
Акбулак. Оренбургская область. У закрытой калитки, ровно висящей на петлях, стоит карета с надписью: «Скорая помощь». Забор из штакетника покрашен, аж блестит в свете фар автомобиля. Глянцевый зелёный цвет. Закрывает от любопытных глаз двор, но над и за ним, если отойти в сторонку метра на четыре-шесть (в зависимости от роста интересующегося), видно мансарду дома. Даже по небольшому заметному фрагменту понятно, что про такое жилище говорят: «У хозяина руки растут откуда надо». Только вот хозяина никакого и нет.
На крыльце стоят две фигуры. Одна – это, судя по чемоданчику с узнаваемыми символами (крест, капля), доктор. Ей между тридцатью-сорока. Одета легко. Понятно, что на машине.
Вторая моложе, до тридцати. Стоит, завернувшись в платок. Оренбургский пуховый, но сквозь обручальное кольцо не пройдёт, больно плотная вязка, грубая. Да и колец обручальных в этом доме не носят.
– Всё, я поеду, – говорит доктор, вздохнув и погладив девушку по покатому плечу.
– Что же мне теперь делать? – спрашивает та, но как-то глядя мимо собеседницы, за забор из ровного ошкуренного штакетника.
– Я же тебе всё объяснила, – удивилась, руки развела в стороны.
– Да я не вам, вам спасибо большое, что помогли перевести, что показали всё, объяснили, – закивала головой, словно игрушка- болванчик, девушка.
– Пойду тогда, – махнув свободной от чемоданчика рукой, повернув к калитке. Свет фар просачивался под ограждением, освещая чуть мёрзлую землю. Как-никак октябрь. «Каждая роза в отдельном коробе», – подумала врач, проходя мимо рядов крепко сколоченных боксов, опилки под которыми дополнительно защищали цветы от лютых морозов. «Чистюля», – подумала, выходя со двора за калитку, отпуская её. Ту доводчик с тихим щелчком замка вернул на место.
«Скорая помощь» уехала, оставив выхлопной запах. Девушка вошла в дом, погасив свет на улице. Она села на лавку, обитую поролоном и обтянутую кожзамом. Поверхность была прохладной. Тогда девушка подсунула под бёдра ладони, натянув сильнее платок на спину и шею.
Она уставилась перед собой. Не мигая, ничего не думая. Бывает ведь такое, что штиль в голове. Пустота какая-то была прервана мыслью: «Что же мне теперь делать»?
Может она его того-этого?
В доме по улице Мховой не было хозяина уже давно, лет 27. Его исчезновение не осталось незамеченным, но обсуждалось тихо, за закрытыми дверями, иногда под одеялами в темноте. Никто не хотел обидеть уважаемую в Акбулаке, заслуженную. Потому что, складывалось впечатление, будто она учила всех: бабушек, их детей, детей их детей. Такого физически быть не могло, чтобы один учитель охватил столько поколений, но…
В год, когда хозяин дома исчез (по официальной версии уехал на заработки в Оренбург, потом в Москву) один мужик на кухне спьяну ляпнул жене: «Может, она его того – этого, грохнула и в колодец, как в фильме»? Ощутив холодок затылком, словно на уроке в классе заслуженной, женщина замерла, переваривая услышанное и спросила: «В каком фильме»? «В том, где баба мужа в колодец заманила за то, что он их дочь лапал», – не ощущая приближающейся напасти, весело выдал мужик. Взметнулась вверх тяжёлая рука с мокрой тряпкой и замолотила по его физиономии. «Думай, что говоришь! Думай, что говоришь! Думай, что говоришь», – приправляла каждый влажный шлепок…
В доме по улице Мховой царил порядок и чем дальше в прошлом оставалась история с исчезнувшим хозяином, тем сильнее правила чистота, безукоризненность, выдержанность и сдержанность. Стены становились ровнее, шторы идеальнее (хотя, казалось, куда больше), а штакетник вокруг строения напоминал каток на Зимних Олимпийских играх.
В год, когда с момента исчезновения хозяина из дома минуло 27 лет, она решилась на приватное общение с мужчиной. Она тщательно готовилась к этому и накопила достаточную сумму. Но, самое важное, она набрала некий «запас прочности».
Мужчина был старше её лет на четырнадцать. Она нашла его через интернет. Написала, чрезвычайно волнуясь, даже боясь. Встречи были тайными и происходили в выходные в школьной библиотеке, куда её пускали без проблем и подозрений.
В доме по улице Мховой она боялась общаться с мужчиной: днём в будни некогда, вечером и ночью опасно, в выходные тем более страшно. Поэтому она выдумала историю про диссертацию. Легенда поощряемая и одобряемая. Не то, что какие-то встречи непонятно с кем, да ещё через интернет.
В год, когда её отец исчез с Мховой, она сказала первое слово: «Мама». Ей исполнился тогда год и два месяца. «Поздновато ты у меня начала», – кручинилась мать, хмуро глядя