имающей дугой. Особняк на углу Малой Покровки разверз широкие арки лучу низкого зимнего заходящего солнца, прорвавшемуся через пепельно-косматые грибницы туч.
– Яш, правду говорят, что здесь, в ГубЧК люди пропадают?
Тяжелые взгляды людей в кожанках, грузящихся в явно отобранный у какого-то прожигателя жизни старых времен автомотор, сами по себе отвечали на этот вопрос. Они здесь точно не музицировать собираются.
– Я до революции был в этом особняке, там огромные подвалы, для продуктов и винной коллекции. Кажется, они еще соединялись с подвалами соседнего особняка, дальше по Покровке. Как думаешь, о чем тогда разговаривали с именитыми владельцами?
– О курортах? Черноречье? Баден-Баден?
– О революции. Никто, включая аристократию, не сомневался, что она будет. Но все как-то странно ее себе представляли. Будто монархия – это какая-то пробка, а страна – бутылка. И как будто вытащи пробку и сразу на всех хлынет поток успехов и изобилия.
– А сейчас многие из дворянства и буржуазии пьют, ожидая конфискаций, арестов.
– Какое «дворянство», какая «буржуазия»? Вот у нас с начала XX в семейка слегка разжилась, купили даже пару домов на Тихоновской…
– Точнее, квартал.
– Ну, ты видел, какие там дома. И тем не менее, продолжаем спать на сундуках вместо кроватей, как в средневековье. Часть нам были должны, кое-что мы. Не так просто сказать, что больше. Магазин на Благовещенке, но все на кредитные деньги. Никаких проблем все это сдать, «новой власти». Но кто и как у них будет этим распоряжаться? Они рассказывают про купцов какие-то фантасмагорические истории, будто те сидели на золотых горах. А большинство купеческих предприятий – пароходы эти, заводики – они все на заемные деньги. Как думаешь, почему нет династий устойчивых у купцов?
– Способности по наследству не передаются?
– Вот вот. Только на очень больших талантах, примененных очень к месту и мотивированных необходимостью вернуть займ, можно построить все эти флоты и цеха. Большевики снесли монархию «потому что она была вредная», но оказалось, что мир, окружающий обывателя, лучше не стал. И как станет, если теперь работать по-настоящему не кому? Пролетарии? Зачем ему рисковать, зачем стараться? Ты не можешь играть по ставкам выше, чем в состоянии вообразить, и не просто вообразить, а в состоянии рационально понять, как ты с этим ресурсом будешь полезно обращаться. Сейчас они царя убрали – жизнь не улучшилась. Что они дальше будут делать?
– Ну жизнь-то должна к лучшему измениться.
– Правильно, они будут искать – кто еще виноват в том, что она не изменилась к лучшему.
– Эй, Яков, ты? Постой!
Оклик раздался из соседней подворотни.
– Ну вот, приплыли, Яш! Я тебе говорил, что не стоило тут ходить.
Леша побледнел и остановился, Яша сделал еще пару шагов, постепенно замедляясь, и смешно развернулся, как солдафон на параде XVIII века, но замедленно.
– Ладно, перед смертью не надышишся.
На догоняющем картузированном носителе кожаного плаща догорала усмешка с хитрецой и бесовским огоньком. Он как будто много повидал человеческого увиливания и страстей за последнее время и ставил себя выше этого.
– Леш, мне кажется все, что они в итоге создадут – это некое подобие аристократии, достаточно лживое, а вовсе не «новое общество».
– Коммандор, я к вашим услугам.
– Заехали сегодня к вам на Тихоновскую, конфисковали в пользу республики два валенка золотого песка, не считая всяких мелочей.
– Рад за вас и за республику. Ко мне-то какие вопросы? Сам должен был принести?
Улыбка на силовике догорела и сменилась деланным скучающим видом.
– Сестра ваша кинулась с топором на наших ребят. Она сумасшедшая у вас?
– А вам об этом еще не рассказали добровольные помощники, из любителей считать чужое добро?
– У народной власти нет чужого добра.
– Разумеется, как и у Атиллы.
– Разговорчики. Ты знаешь, что у нас директива по Нижнему – по возможности больше исполнить противников революции?
При этих словах Леша рванул в соседнюю подворотню. Хлюпающие удаляющиеся звуки ботинок издевательски разнеслись в сторону дворов Плотничного переулка, выходящего на Жандармский овраг.
– Вот так вас, буржуины, бросают последние друзья.
– Если кто в состоянии бросить последнего из Могикан, разве он был его другом?
– И помирать вам в одиночестве и ничтожестве.
При этих словах Яшу подхватили под руки два мордоворота, до этого скрывавшихся в тени массивной арки купеческого дома.
– Дешевый театральный