на веревке сушилось белье. Ветер раздувал белые простыни, как паруса маленькой лодки.
Бен с раннего утра работал в поле – убирал урожай, по старинке, серпом, доставшимся еще от деда. Связывал аккуратные снопы и двигался дальше.
Он вообще был трудягой. Всю жизнь прожил в родительском доме на отшибе – до ближайшей деревни несколько километров. Занимался сельским хозяйством с раннего утра и до позднего вечера, держал скотину, птиц и даже старенькую гнедую лошадь.
Так жили все его предки сотни лет, так жил и он сам.
Бен не считал себя одичалым отшельником – он ездил на мельницу или в соседний городок продавать урожай. Был смекалистым, сообразительным, пользовался уважением среди таких же работяг из других деревень.
Несколько раз он даже приезжал в столицу. Правда, чувствовал себя там неуютно, терялся. На растерянного крестянина давили высокие каменные дома, звуки проезжающих машин пугали, а из толпы разряженных горожан хотелось убежать как можно дальше.
Куда лучше у себя дома – вокруг только широкие поля, бесконечный простор, каждая тропинка знакома, каждое дерево росло вместе с ним. Здесь не было городской духоты, суеты и торопливости, а к тяжелому физическому труду Бэн привык с раннего детства.
Каждый предмет в стареньком доме был сделан его руками или руками его предков, со стен смотрели пожелтевшие фотографии в рамках – все знакомые и любимые лица.
И хлеб свой, простой, домашний, был гораздо вкуснее приторно-сладких кренделей, купленных на городском рынке.
Жену он нашел себе хорошую – молчаливую и работящую девушку из соседней деревни. Она тоже любила одиночество и простор полей. Красавица не гналась за пустым блеском больших городов, а в птичнике с курами чувствовала себя гораздо счастливее, чем в лавке с нарядными тканями.
И сыновей в семье подрастало двое – старший совсем взрослый, шустрый, во всем помогает отцу. Ранним утром парень уехал на рынок продавать теленка. А младший – вот он, рядом, принес обед, заботливо завернутый в белое льняное полотенце.
Жара стояла невыносимая, но жатву отложить нельзя. Еще немного – и упадут на землю драгоценные зерна, так и половину урожая можно потерять.
Когда Бен жадно пил воду из глиняного кувшина, то краем глаза заметил на горизонте странные фигуры. Из-за высоких тополей, ограждающих поле от выветривания, выехали пять всадников и направились в его строну.
«Как они посмели прямо на лошадях вытаптывать урожай!» – подумал Бен и пожалел, что не захватил из дома ружье. За такие проступки в деревнях не жалели, слишком дорогой ценой доставался каждый кусок хлеба.
Но праведное возмущение довольно быстро сменилось тревогой.
Всадники уверенно направлялись прямо к нему, и стало очевидным, что едут они не с добрыми намерениями.
Несмотря на дикую жару, все наездники были одеты в темно-красные длинные плащи с большими капюшонами. Абсолютно черные лошади – высокие породистые жеребцы с длинными ногами – легко неслись по полю, издалека казалось, что они вообще не касаются земли. Под черной, лоснящейся на солнце кожей играли мускулы.
Бен с тоской вспомнил свою гнедую старенькую лошадку, низкорослую, с широкими мослами и торчащими ребрами. Куда ей до таких красавцев!
Всадники смотрелись красиво и угрожающе одновременно в своих красных развевающихся плащах на фоне золотистых волн.
Карательный отряд стремительно приближался.
Бен спрятал маленького сына в недовязанный сноп, прикрыл его желтой рожью и сказал не высовываться – возможно мальчика не заметили.
А сам побежал в сторону дома, отвлекая внимание на себя.
Интуиция подсказывала, что встреча с безжалостными всадниками добром не закончится. Успеть бы добраться до ружья, хоть умрет как мужик с оружием в руках! А там глядишь и уложит пару лихих наездников. И еще появилась тревога за жену – ведь женщину тоже могут обидеть. Несмотря на тяжелый сельский труд, она оставалась красавицей – высокая, видная, с длинной русой косой.
До дома Бен не добежал…
Когда услышал сопение и топот лошадей за спиной, остановился, повернулся навстречу всадникам и хотел посмотреть им в глаза. Умирать как последний трус он не собирался. Предки научили, что конец жизни надо принимать достойно, и не важно, когда он наступит, – в глубокой старости или прямо сейчас, жарким июльским днем во время уборки урожая.
Но глаз у всадников не было, как не было видно и лиц – под тяжелыми красными капюшонами зияла темная, затягивающая взгляд пустота.
Бен с радостью заметил, что все пятеро преследователей столпились вокруг него, черные кони хрипели и выдыхали пар из ноздрей прямо ему в лицо. Значит, сына эти сволочи не заметили.
В ярком солнечном свете блеснул острый изогнутый меч, и для Бена наступила полная темнота.
Мальчик все же вылез из укрытия.
Он стоял среди высоких колосьев и смотрел, как отец убегает от пятерых людей в красивых ярких плащах. Недалеко от дома