Две недели. Мария Архипова

ать один год. Я потеряла ребенка, надежду и дом, а потом заново отстроила свой мир.

      Вспоминая сегодня свой путь, я не без удивления для самой себя открываю правдивость того, о чем говорили тайком мои подруги много лет назад, на нашей встрече после выпуска из университета. Это были близкие мне люди – наша дружба совсем недавно отпраздновала свое десятилетие.

      «Правильный человек», – говорили они.

      Мы сидели в кафе, и я подходила к столику после телефонного разговора с мужем, когда вдруг до меня долетели эти слова.

      Я не придала этому значения. В целом я не была уверена, что говорили обо мне, но даже если бы это оказалось так – почему это стало бы для меня оскорбительным? Я отлично училась в школе и институте, я состоялась в карьере через некоторое время после выпуска и почти сразу с началом работы познакомилась с человеком, которого через некоторое время смогла назвать своим супругом. «“Правильный человек”– ну и что в этом, собственно, такого?» – подумала я и улыбнулась девочкам в ответ.

      Только много позже я поняла, что правильные люди очень часто терпят крушение. Правильные люди рыдают одни в подушку, голодают, нарушают скоростной режим, курят одну за другой крепкие сигареты, поднявшись после бессонной ночи и силясь собрать себя в кулак перед рабочим днем, конца которому не видно. Правильные люди встают на путь совершенно неправильной, ошибочной жизни и проигрывают тем, кто никаких порядков не знает в помине. Я поняла это, на ошибки разменяв свою семью.

      Мы познакомились, когда мне только исполнилось двадцать два: увиделись в галерее. В тот день подруга не смогла составить мне компанию, потому что ее молодой человек в последний момент решил совершить вылазку на природу и устроить пикник. Мне ничего не оставалось, кроме как выйти за порог дома и поехать одной, немного расстроенной.

      Когда мне было пять лет, я постоянно говорила маме, что за мной кто-то следит. Впервые услышав от меня такое, она не на шутку испугалась: годы были неспокойные – и еще неделю ходила со мной вместе в детский сад до трех часов дня и вообще ни на минуту не оставляла меня одну вне дома. После оказалось, что это были ночные кошмары, сюжеты которых оседали у меня в памяти и пугали днем. Врач выписал мягкие успокоительные, и на долгое время страшные сны прошли.

      Я явственно помню чувство слежки. Я помню ощущение жара меж лопаток и в затылке, когда кто-то обжигает тебя взглядом в полной уверенности, что останется незамеченным. Оно не раз спасало меня от хулиганов в школе, оберегало на темных улицах в юности – и в тот день в галерее именно это чувство определило мою судьбу. Мне не было страшно. Я повернулась лицом к своему предначертанному, оставив Моне, Ренуара и многих других обделенными вниманием, и прикоснулась взглядом ко взгляду серых, слегка прищуренных глаз.

      Через три дня, стоя у кассы театра, мы случайно потянулись разом за билетами. Его ладонь накрыла мою и следующие три часа уже не отпускала.

      Через полгода я потеряла мать. Мои родители не были женаты, и отец ушел, когда мне исполнилось три года. Он редко навещал меня, а еще реже звонил.

      Именно от этого внезапного звонка рано утром я узнала, что у мамы произошел обширный инфаркт. Осознание того, что моя жизнь совершила вольность в отношении сценария «правильного человека» пришло только в самолете по пути домой. Мама должна была присутствовать на моем венчании, первой услышать радостную новость о повышении в моей компании мечты, пожить в собственном домике в Торревьехе, понянчить внуков и, может быть, еще встретить пожилого мужчину с благородной сединой на бакенбардах. Но всего лишь через несколько часов все ее мечты и стремления будут закопаны в землю.

      В этот день я впервые серьезно задумалась о правильности своего пути. Этот анализ настолько поглотил меня, что день сурка – похороны мамы – я переживала на протяжении следующих пяти месяцев. Через сутки тогда я вернулась домой – и провела взаперти две недели, почти не поднимая трубки и с головой уйдя в работу. Через два дня после моего прилета и исчезновения со всех радаров Т. пришел ко мне – и так, по сути, у меня и остался.