ев.
А их, шпионов и диверсантов, оставалось на территории освобожденной Польши немало. Фашисты рассчитывали и надеялись, что уходят из Польши они не навсегда, рано или поздно они сюда вернутся, а потому им здесь нужны были свои глаза и уши, своя разветвленная агентурная сеть, свои диверсанты, террористы и убийцы и сеятели всяческих враждебных слухов.
Против всей этой публики и должен был бороться Смерш. Он тоже вел войну, не менее жестокую, чем сражения на передовой. Правда, Смерш вел войну по особым правилам. Это была незримая война, в ней мало звучало выстрелов, в ней почти не ходили в атаки – потому что четко определенной линии фронта в этой войне не было. Фронт здесь был повсюду, со всех сторон. Невидимый, неслышимый, но от этого он был еще опаснее.
Да-да, опаснее. На передовой – там все четко и ясно. Вот – ты и твои боевые товарищи, а там – враг. У смершевцев же явного видимого врага не было. Для них, в принципе, каждый мог быть как врагом, так и другом.
Положение осложнялось еще и тем, что это была Польша. Как ни крути, а чужая земля. И люди здесь также были чужими. Добрыми или недобрыми – а чужими. А от чужого человека не знаешь, что и ожидать. Поможет он тебе или не поможет, равнодушно пройдет мимо или исподтишка ударит в спину… Все могло быть на чужой земле. Поэтому приходилось большей частью надеяться лишь на себя самого. На себя – да еще на помощь боевого товарища, который рядом с тобой.
Смершевцы не были объединены в традиционные боевые подразделения – взводы, роты, батальоны и так далее. Большей частью они действовали небольшими группами. В этом имелся свой смысл и свой резон. Это в атаки ходить лучше взводами и батальонами, а выявлять затаившегося шпиона лучше именно небольшой группой. Таковы были правила этой незримой, неощутимой, но вместе с тем вполне реальной войны.
Глава 1
В освобожденный Краков спецгруппа Смерша вошла вместе с арьергардными частями Красной армии. В группе было всего три человека: старший группы – капитан Алексей Мажарин и двое его подчиненных – лейтенанты Кирилл Черных и Семен Мартынок.
До недавнего времени группа насчитывала пять человек. Но двое из них – Игнат Чаус и младший лейтенант Прохор Заречнев – выбыли из строя. Игнат Чаус – погиб, а Прохор Заречнев с тяжелым ранением угодил в госпиталь. Так уж оно получилось, причем на второй день после того, как советские войска ступили на польскую землю.
Крестьяне одного из польских сел сообщили красноармейцам, что в их селе прячутся какие-то подозрительные люди. Со слов селян, одеты эти люди были в немецкую форму, и оружие при них было немецким, но при этом говорили они не по-немецки, а вроде как по-русски. Селяне утверждали, что всего их было три человека. Ну, может, четыре… Днем эти странные люди безвылазно сидели в каком-то заброшенном сарае, а по ночам выходили из него, таясь, бродили по селу, заходили в дома, угрожая оружием, требовали от жильцов еды и еще – самогонки.
И все бы ничего, терпеливые польские крестьяне вытерпели бы этих нежеланных гостей и, скорее всего, не донесли бы о них советским солдатам, но случилась непоправимая беда. В одну из ночей эти подозрительные люди застрелили одного из селян. Как водится, они вошли к нему в дом, а дальше… А кто ж его ведает, что было дальше? Должно быть, повздорили. Может статься, хозяин не пожелал делиться с ними скромными запасами хлеба и картошки, а может, и вовсе пытался не пустить их в дом… И тогда пришельцы застрелили хозяина. При хозяине была его жена и взрослая дочь, но их отчего-то эти страшные люди трогать не стали.
После этого случая все село переполошилось. Оно и понятно, ведь если эти люди застрелили одного селянина, то где гарантия, что следующей ночью они не застрелят еще кого-нибудь? И селяне, посовещавшись между собой, снарядили ходоков к единственной на данный момент реальной власти – Красной армии. Дескать, придите и защитите нас. Избавьте село от этих страшных людей, кем бы они ни были.
Всякая недобитая нечисть, окопавшаяся в тылу, – была по части Смерша. Именно смершевцы должны были разбираться с такой публикой. Деревенских ходоков направили к Алексею Мажарину.
Мажарин не знал польского языка, а ходоки (их было три человека) не знали русского языка. Но тем не менее им удалось понять друг друга. Трудная беседа длилась целый час, и в результате ее Мажарин более или менее вник в ситуацию.
Дело, насколько он понял, обстояло так. До недавнего времени в селе стоял небольшой немецкий гарнизон – что-то вроде артиллерийского подразделения при трех орудиях. Вместе с немцами были и какие-то другие люди – человек десять или, может, пятнадцать. Нет, это были не немцы, потому что и говорили они не по-немецки, и вели себя тоже не по-немецки. Очень могло статься, что эти люди были русскими, хотя и были одеты в немецкую форму. Почему селяне считали, что эти люди русские? А потому, что они ругались по-русски. О, русские ругательства не спутаешь ни с какими другими ругательствами!
Ну, а потом, перед самым приходом Красной армии, немцы, забрав орудия, ушли из деревни. А вместе с немцами ушли и эти люди, которые не были немцами. Но, как оказалось, не все. Трое или четверо остались. А почему они остались – кто ж их знает? И вот они-то и