Звезд на небе – и то не видно.
Одно слово – Усопье.
Два – Усопшие Земли.
А светляки где?
Где, спрашивается, светляки, которые обязаны порхать вокруг кустов темной ночью, чтобы хоть так порадовать заплутавшего путника?
Виир Хамерхаузен отвел в сторону пойманную на ощупь ветку и крепче сжал руку Регины. Так они заранее договорились, чтобы не говорить попусту.
Они прятались в темноте. А тот, кто прячется, должен хранить молчание.
Почувствовав, что Регина перехватила ветку, Виир отпустил ее.
Выбитое плечо все еще болело, но уже не так сильно, как прежде. С ноющей болью можно было смириться. К ней даже можно было привыкнуть. Настолько, что перестать обращать на нее внимание.
А вот со страхом ничего невозможно было поделать.
По-счастью, это был не панический ужас, лишающий рассудка, и не липкая жуть, склеивающая члены, а вполне оправданный, можно даже сказать, рациональный страх, заставляющий оставаться предельно внимательным и собранным.
Главное – не расслабляться.
Ни на минуту.
Ни на миг.
Темной ночью они шли по Усопшим Землям. Из оружия у них имелся только Регинин пистолет и выкидной нож, что лежал в кармане Хамерхаузена.
Фонаря, и того у них не было.
Впрочем, включать фонарь все равно было опасно. Яркий свет привлекал местную живность, чье поведение отличалось не только предельным любопытством, но и крайней агрессивностью. Как будто все они неделю ничего не жрали и теперь готовы были наброситься на все, что кажется хотя бы мало-мальски съедобным.
Например, на пару рамонов, которых занесло сюда не просто по воле случая, а по самому невероятному стечению обстоятельств.
Хотя, с другой стороны, это можно было назвать и чудом. Потому что на самом-то деле они должны были быть мертвы. Гравитационные мины разрывают в клочья все, что оказывается в зоне их поражения.
Им повезло.
Повезло?
Ну, да, чертовски повезло!
Возле самого кордона айвур подкинул вверх квад, в котором они находились, и это снизило поражающий эффект гравитационной мины. Квад крепко покорежило. Айвура разорвало на куски. А Хамерхаузен с Региной оказались по другую сторону кордона – в Усопших Землях.
Прогулка по Усопью вовсе не входила в их планы. Они были к ней не готовы. Но вернуться назад они не могли.
Оставаться возле горящего остова квада было смерти подобно. На свет огня и запах горелой резины живенько начали сползаться местные твари, одна другой противнее. Единственным шансом на спасение оставалась попытка затаиться в темноте. С тем чтобы, когда рассветет, вернуться к кордону в надежде, что спутники станут их искать и, может быть, задержатся до утра. Все вместе они придумают, как им пересечь кордон в обратном направлении. Валтору ведь это удалось. Правда, как именно, Прей так и не рассказал. Ну, да ладно, не один же он такой башковитый.
Вот только для того, чтобы вернуться туда, где лежал сгоревший квад, нужно было сначала дожить до рассвета. А что-то подсказывало Вииру, что сделать это будет совсем не просто. То, что до сих пор они не столкнулись нос к носу ни с одним из обитателей Усопших Земель, многие из которых наверняка ориентировались в темноте гораздо лучше людей, ровным счетом ничего не значило. Хищник мог неслышно следовать за ними по пятам, выбирая момент для нападения. Или, затаившись, ждать, когда они сами к нему придут. Смерть в Усопье не должна была красться на двух или четырех ногах. Она могла упасть сверху и даже вырасти из-под земли. В общем, вариантов сгинуть предоставлялось много. Гораздо больше, чем шансов на спасение.
Но пока они еще были живы. А значит, игра в прятки со смертью продолжалась.
Вывернувшаяся из руки ветка хлестнула рамона по лицу. Хамерхаузен невольно подался назад и что-то тихо прошипел сквозь сжатые зубы.
Из темноты послышалось ответное шипение. Тихое, но вполне отчетливое.
Хамерхаузен замер.
Затаился.
Попытался представить, будто он вообще перестал существовать.
Кто-то из старых рамонов рассказывал, что дикие звери реагируют на некие биотоки, излучаемые мозгом. Если ты сам сумеешь убедить себя в том, что ты мертв, то и зверь в это поверит. А падалью хищники не питаются.
Хотя не исключено, что это только рамонская байка. Хамерхаузен ни разу не встречал человека, которому действительно удалось таким образом обмануть зверя. Пусть даже обычную домашнюю кошку.
Шипение послышалось снова.
Но откуда оно доносилось? Хамерхаузену вновь не удалось определить направление.
Должно быть, виной всему была темнота, будто обволакивающая тело рамона и полностью дезориентирующая его. Хамерхаузен сам себе казался похожим на хрупкую стеклянную вещицу, обложенную плотным слоем ваты и убранную в коробку. Где про нее могли и вовсе забыть. Как можно было понять, откуда доносится