e target="_blank" rel="nofollow" href="#i_002.jpg"/>
Пролог. Щелчок
Подвесной трамвайчик скользил вперед всего в нескольких дюймах над поднявшейся после прилива водой. Когда он подъехал к станции, тросы застонали под тяжестью перегруженного вагона – и пассажиры закрутили головами, бросая сердитые взгляды. Совсем недавно на Шалфейной улице оборвался трос, из-за чего пассажиры оказались в грязном канале. Трое попали в больницу: даже в преддверии лета вода в бухте была ужасно холодной.
В задней части вагона пожилая дама перебирала у груди пальцами, усеянными пигментными пятнами, словно завязывая невидимый узел. Она не была рождена мойрой: между ее пальцами не было ничего, кроме воздуха. Считалось, что этот жест отгоняет младшую из сестер-мойр – богиню судьбы, которая решает, когда пора обрезать нить жизни.
Старая поговорка гласила: «Завяжешь раз – и она поймет, что ты не сдаешься».
В Илах добавляли еще одну строчку: «Завяжешь тысячу раз – а она все равно разрежет».
Но старушка была не из Илов. Она носила меховое пальто, чистое и без заплат, а ее седые волосы были уложены в прическу, модную среди представительниц высшего класса: аккуратная коса, заколотая на затылке. Вот только нефриты, когда-то украшавшие шпильки, пропали – на память о них остались лишь пустые бронзовые раковины.
Тросы завизжали на прощание, и трамвай уехал. Старушка подождала, пока станция опустеет, и пошла по мосту, волоча за собой хозяйственную сумку, – скрип колесиков отдавался в каждой ямке на мосту пронзительным эхом. Улицы были безлюдны, но она замечала каждую тень и каждый мимолетный шорох.
Ее муж, который был на двадцать лет старше и любил пугать свою наивную супругу, как-то раз сказал ей, что ночью по затопленным улицам города Аланте шныряет какая-то нечисть. «Эта дрянь прячется в тенях девушек, – посмеивался он, – потом обвивает лодыжки и уже никогда не отпускает». Старушка давным-давно похоронила его. О муже она вспоминала редко, а вот о мерзком чудовище думала каждый день. Она могла поклясться, что чувствует их – кольца, сомкнувшиеся вокруг ее ног, и волочащиеся за ней кандалы.
Ей так хотелось родиться мойрой – ощущать в своих пальцах нити судьбы, тугие и прочные. Она ускорила шаг, чтобы побыстрее оказаться дома, в безопасности: там она сможет, накрывшись пледом, уютно устроиться в кресле с чашечкой крепкого чая и послушать финальный эпизод ее любимой мыльной оперы.
Сериал наверняка уже начался! Проскользнув в квартиру, старушка сразу же включила радио – и комнату наполнили знакомые голоса актеров. Затем она принялась выкладывать свои скромные покупки: ромашковый чай, пачку сырных крекеров и банку сушеного инжира, купленного со скидкой, – как вдруг почувствовала, что рядом кто-то есть.
Рот зажала чья-то рука. Банка инжира выскользнула из пальцев и с грохотом упала на пол. Старушка изо всех сил пыталась освободиться: пинала нападавшего, толкала его локтями, наугад царапала. Прическа рассыпалась – выбившиеся белые пряди застилали глаза; каблуки сапог стали липкими от размятого инжира. Из-за стены обеспокоенно окликнула соседка.
«Не волнуйся, – прошептал на ухо незваный гость. Она не могла понять, кому принадлежит этот голос: человеку или окутанному мраком чудовищу. – Это еще не конец».
Если бы старушка родилась мойрой, как и мечтала, она бы почувствовала, что из клубка ее нитей выдергивают нить жизни. Она бы увидела, как та тянется к потолку и исчезает высоко над головой. Она бы заметила, как некто берет одну из своих нитей и натягивает ее между двумя пальцами – серебряную и крепкую, как сталь.
Но старушка услышала лишь щелчок.
И нить ее жизни оборвалась.
Глава 1. Оборванная нить
Ио стояла у края крыши, пытаясь убедить себя сделать первый шаг.
Она объясняла уже тысячу раз: ее пугает не высота, а… граница. Она спокойно ездила на подвесном трамвае и могла станцевать чечетку на балконе, но для того, чтобы пересечь подвесной мост, ей нужно было остановиться, сделать несколько глубоких вдохов и мысленно уговорить себя на это.
«Дуреха, – обращалась к сестре Таис, когда Ио была помладше. – Ты рождена мойрой, а значит, можешь видеть нити судьбы. Разве твоя вот-вот распустится?»
Обменявшись понимающими взглядами, Таис и Ава, третья сестра, валили Ио с ног. Они сплетались в клубок и с диким хохотом катались по земле, пока Ио не признавала поражение. Ава находила нить жизни Ио и несколько раз дергала за нее. Та натягивалась, сияя так же ярко, как серебряная цепочка.
«Посмотри, – упрекала Таис. – Крепка как никогда».
«Ей просто нравится бояться, – посмеивалась Ава. – Чтобы был повод ничего не делать».
И маленькая Ио каждый раз ныла: «Неправда!»
На самом деле она терпеть не могла нытье, но сестры сами были виноваты: они обращались с ней как с ребенком, – поэтому она и вела