горел он сам. Языки пламени лизали его, проходили насквозь и вызывали дикую, ни с чем несравнимую боль. Но старик упорно шёл в чащу леса в самое пекло. Огонь, боль и тело стало одним целым.
Человек проснулся. Лес исчез. Огонь и боль остались. Дед Гаврила откинул одеяло и сел на кровати. Поздняя ночь. Уличный фонарь освещает комнату и худого, очень старого человека в трусах. Вокруг бесконечная тишина.
Кряхтя и вздыхая Гаврила встал и медленно подошёл к окну. Там в лучах света медленно падают огромные снежинки. Их много, очень много, кажется, что за окном шевелится неведомое белое пушистое и совершенно невесомое существо. Огонь внутри, лёгкий мороз и блаженство снаружи. Пол приятно холодит ступни ног. Гаврила успокоился. Боль не пропала, она спряталась, давая подумать и посмотреть на вальсирующие пушинки.
Старик осмотрелся. Его дом остался таким же, каким был и почти сто лет назад, когда он впервые открыл глаза в этом мире. Отсюда он с братьями и сёстрами ушёл на войну, с которой вернулся один. Сюда, к старикам родителям, он вернулся из города, уйдя на пенсию. Отсюда он проводил их и свою жену в последний путь.
«А ведь всего неделю назад казалось, что впереди ещё много времени» – подумал Гаврила. Память, которая давно растеряла мелкие события прошлого, неплохо хранила недавние события.
Всё началось неожиданно. Гаврила в хорошем настроении собрался позавтракать и вдруг стены начали плавно поворачиваться, пол наклонился и упал на грудь и лицо. На шум прибежала дочь и, причитая, перевернула его на спину. Стены успокоились, они поняли, что вели себя неправильно. Пол стал твёрдым, холодным и горизонтальным.
Дочка помогла Гавриле встать, посадила за стол кушать, а потом вызвала врача. Доктор пришёл быстро и, осмотрев больного, вздохнул, пожелал ему здоровья и вышел в соседнюю комнату, чтобы выписать лекарства и пошептаться с хозяйкой.
Когда он ушёл, дед устроился поудобнее на стуле напротив дочери и приступил к допросу:
– Ну, что сказал наш доктор. Я понимаю так, что дело плохо. Сколько у меня есть времени?
– Ты чего, папа, подлечим мы тебя. Чего это ты надумал, – опустив глаза в пол, бодро проговорила дочь.
Дед Гаврила вздохнул:
– Послушай, доченька, я прожил очень много и много видел. Я хочу понять, сколько мне осталось. Подвести итоги. Вспомнить жену – матушку твою. Посмотреть фотографии друзей, я ведь последний из нашей дружной компании на этом свете. Поболтать с внуками. Не мешайте мне, пожалуйста.
– Папа, я тебя хорошо понимаю, чай самой уже скоро собираться. Ладно, расскажу. Доктор наш говорит, что ещё неделю, другую ты сможешь нормально жить, а потом как получится, – и бесшумно заплакала, как плачут старые измученные жизнью люди.
Дед молча встал и, подойдя к плачущей старой женщине, обнял её за плечи. Прошло около получаса. Бабушка успокоилась и только растеряно хлопала глазами, глядя снизу вверх на отца, который был спокоен и умиротворён как никогда.
Вернувшись на своё место, Гаврила попросил:
– Ты пока молчи, ни с кем ничего не обсуждай. Хочу посмотреть на наших детишек, внуков, правнуков. Но так, чтобы они не на поминки приезжали, а просто в гости. Сможешь не болтать лишнего?
– Да, – вытирая слезы, ответила старушка, – пусть будет так, как ты хочешь. Я постараюсь.
После обеда они достали старый семейный альбом, которому было больше века, и погрузились в воспоминания до поздней ночи. В выходные собралась родня. По дому и участку носились дети, бродили взрослые, а бабушки и дедушки степенно сидели в маленькой комнате и разговаривали о своём, старикашечьем.
Незаметно прошла неделя и вот, вчера вечером Гаврила почувствовал себя неважно. Наглотавшись таблеток, он пожелал дочери спокойной ночи и лёг спать. Уснул быстро с устатку и вот на тебе. Жар снова охватил его. Огонь разгорался, и возвращалась нестерпимая боль во всём теле.
«Позвать дочь?» – подумал старик, но язык распух, и, казалось, не может шевелиться.
«Эх, не буду пугать, пойду постою на крылечке. Может само отпустит» – тихо прошептал он и побрёл к двери.
Стул попался на пути и упал с ужасным грохотом. Гаврила замер, но дочка, слава богу, не проснулась. Покачав головой, он, держась руками за стенки, вышел на крыльцо.
Снег шёл тихо. Каждая снежинка светилась в свете фонаря. «Ух ты! Красотища. Какой подарок судьбы» – подумал дед.
Он спустился с крыльца, пересёк площадку и вошёл по колено в снег на цветочной клумбе. Огонь чуть-чуть отступил. Тогда Гаврила встал на колени и, зачерпнув снег руками, обтёр лицо и грудь. Стало легко и хорошо. Огонь, а потом и боль исчезли. Блаженство охватило его старые и измученные душу и тело.
Утром дочка деда Гаврилы нашла его лежащим ничком во весь рост на клумбе. Снежинки падали, но уже не таяли.
Золотая Рыбка
Они держали друг друга за руки