тельного исследования повадок человекообразных в условиях метафизической или философской интоксикации. Мистический сюжет повести служит средством выражения, а не откровения. 18+ прежде всего, потому что раньше нет шанса понять.
Твари божьи
Утро было туманное, хмурное. Изгадив под собой ветку, большая сытая ворона неуклюже слетела вниз и, едва успев помахать веерами растопыренных перьев, тяжело умастилась на краю ржавого мусорного бака.
Она с большим неодобрением уставилась на не выспавшегося ментяру, который рядом прикуривал дрожащей зажигалкой. Тот сразу заметил это, стопорщил усы и, прошипев: «ну точно, как теща», стал торопливо расстегивать кобуру. Охреневшая от ужаса ворона успела кануть за железный борт.
– Как эти китаезные хлопушки уже надоели! – воскликнул невдалеке шатающийся на ветру дедок, выковыривая звук из уха грязным пальцем.
А прямо за стеной дома, в ухоженной квартире, очнулась ото сна не по годам полная Марфена и первым делом скосила глаза на прижавшегося к стенке мужа Василия, во сне страстно сжимающего свою подушку тонкими волосатыми руками. Марфена любила прямой и недвусмысленный секс и давно подметила лучшее время для него – поутру, когда у мужчины, видимо, проходят контрольную поверку его системы. Она даже назвала это явление с присущей женщине романтикой «утренним петушком». Петушок у Василия был своенравным. Марфена игриво пихнула тело мужа коленом, тот еще в сонном бессознании отвалился от стены, оказавшись на спине и с испугом распахнул глаза. Но теперь, когда освободившееся при раскрытии век натяжение кожи перестало удерживать петушок, Марфену постигло разочарование. Мимолетная философская мысль о не сложившемся счастье диалектически оформилась в твердое убеждение, что на завтрак у Василия будет овсянка.
От соседей донесся горестный звук упавшего навзничь предмета. Это Дмитрий Федорович, человек увлеченный своим здоровьем, забодал невзначай гладильную доску, когда на четвереньках совершал свою ежеутреннюю прогулку. По его убеждениям именно так ходили когда-то его предки, что обеспечивало им отсутствие остеохондроза. Аккуратные зарубки на косяке двери неопровержимо свидетельствовали, что спросонья его рост от пола до кончика носа был намного более мужественным и с этим не хотелось расставаться как можно дольше. Мягко ступая четырьмя конечностями, он носом отворил дверь в туалет и привычно высоко задрал нижнюю лапу. На низеньком столике в кухне, кроме диетически приготовленного педигрипала в мисочке его ждал разнообразный набор оздоравливающих препаратов и на десерт – стакан целебной янтарной жидкости, выработанной его же благодарным организмом.
Поодаль, уже в районе соседнего подъезда, профессиональный магистр всекосмического электричества Коровин с трудом выходил из нирваны. Женщины давно ему уже были не нужны вследствие полной самодостаточности. Удовлетворение он черпал из самого себя, безотказно потакая физиологическим капризам своей плоти, выплескивающей ему в чакры древнюю энергию. Он поднялся, подошел к окну и попытался открыть форточку. Но избыточное давление воздуха, образованное за счет кучи преющих носков, нешуточно препятствовало этому. Чтобы окончательно вернуться в зону действия земной реальности, Коровин приложился к трехлитровой банке с еще позавчерашней заваркой побегов чайного куста обыкновенного, на ходу трансформируя мерзкий вкус напитка в аромат столетнего амонтильядо.
Ну, за кем бы еще понаблюдать чтобы развлечься, – пессимистически озадачился заштатный терминал Вселенской Гармонии, фокусирующий на земном бытие прицел всепроникающих нейтринных пучков центральной звезды местной планетарной системы. В этой стране звезду ласково называли Солнышком, а была она, по сути, галактической термоядерной бомбой, готовой сжечь всю систему, стоит только ввести нужные коды.
Когда Солнце перевалило очередной меридиан, придуманный этими людишками, и вынуждено было брызнуть лучами на подслеповато-немытые окна заспанного города, с высоты ничем не отличающегося от муравейника, большим черным пятном разлившегося среди заснеженных лесистых просторов, в семье совсем другого матерого колдуна из кухни уже пахло свежесваренным кофе. Неудержимо разгораясь ненавистью при виде осточертевших пережаренных оладий, Анатолий вдруг с ужасом осознал конец. Неужели ради этого шесть лет назад он блеском астрального юмора и тантрической энергией страсти вскружил голову этой женщине? Так. Ненависть немедленно убрать. Он передернул бровью, обволакивая сознание уверенной силой умиротворения. В душной кухне можно было бы и форточку открыть, но разве же она догадается? Анатолий с наслаждением вдохнул еле заметный, с детства привычный аромат дымящейся внизу помойки и с недоумением воззрился на восходящее солнце. Погода… погода должна быть по сезону, а эта ду… глупая женщина со своими причудами опять наколдовала мерзкую слякоть. «О господи, да что же это я…» – Анатолий опять передернул бровью, чувствуя, что этот жест грозит стать нервным тиком. – «Нужно думать о хорошем! Ведь было же у нас что-то хорошее…».
Он вспомнил как они встретились