ннейшая публика! Только сегодня на арене цирка Тризини французская борьба! Я сказал борьба? Почему я сказал борьба? Нет-с, господа! Простите великодушно бедного шпрехшталме́йстера. Конечно же никакая это не борьба! Нас ожидает Битва! Битва Титанов! Сегодня! Железный Вурлих Третий – потомок Зигфрида и Брунхильды, и Непобедимый Григорий Тарасыч – отпрыск знаменитого ассирийскаго рода шумерских Гельгаме́шей. Они сойдутся в непримиримой схватке за звание Чампиона Бессарабии и Польши. Сегодня же, непобедимый Заикин покажет свою неподражаемую технику турецкого захвата! Сегодня…
2. ИНТ. ЦИРК ТРИЗИНИ. ЗА КУЛИСАМИ
За кулисами уже выстроились борцы. Все при регалиях, все с бицепсами, с торчащими нафиксатуа́ренными усами.
Особняком держится немец фон Вурлих III. Блондин-альбинос, из-за белого трико похожий на большую алебастровую обезьяну.
Рядом его импресарио-переводчик. Маленький толстяк в цилиндре и с сигарой.
Судья-француз, Жан-Марк, замечает у Вурлиха на запястье левой руки кожаный напульсник.
СУДЬЯ:
– Что это? Это нюжна снимать. Рюка до́лжна быть голым. И белый трико? Это, так здесь не принято! Бороться нюжна в чёрном! Белый, это неприлично!
ИМПРЕСАРИО:
– Херр Арбитра! У фон Вурлих рука больной! Неудачный тренинг! Армбанд помогайт немножко держать боль. Но фон Вурлих готов к борьба абсолют! А, белый трико есть часть ревю! На белом хорошо виден кровь. Публи́к нравится, когда в схватка явится кровь.
СУДЬЯ:
– Пардон, месье. Я виню́жден буду иметь согласование с ваш противни́к господин Тараси́ч. Если Тараси́ч скажет – нет. Напульсни́к нюжно снимать.
В это время, в глубине коридора, появляется Григорий Тарасыч. Огромный, в чёрном трико, усищах с бакенбардами. Рядом с ним идёт секундант. Такой же огромный, борец – Данила.
Тут же, навстречу к ним бросается немецкий импресарио. Что-то говорит борцам, оживлённо тыкая в воздух квёлой сигарой. Те, снисходительно нависают над ним. Тарасыч кладёт на плечо немцу свою лапищу. Улыбается. Немец аж приседает.
Наконец все подходят к судье и Вурлиху.
ДАНИЛА:
– Будем бороться, Жан-Марк. Не один ли нам… Этот самый, с кем манеж работать? Белый, так белый.
ТАРАСЫЧ:
– Ну, давай знакомиться, брат-борец: Григорий, Тарасыч, я.
Улыбается, протягивает руку Вурлиху.
Вурлих смотрит на его руку, потом на Тарасыча, но руку пожимает.
ВУРЛИХ:
–
Фон Вурлих. Барон
ДАНИЛА:
– Вот те на! Фон-барон!
Тут, с манежа раздаётся истошный крик шпрехшталмейстера.
ШПРЕХШТАЛМЕЙСТЕР:
– Парад алле, господа! Пар-р-рад алле!
Оркестр грянул марш. Судья командует униформистам.
СУДЬЯ:
– Живо открывать форганг! Живо-живо-живо!
Двое униформистов рванули за верёвки, и тяжёлый занавес-форганг дёрнулся, пошёл в стороны.
С манежа, в расколовшийся надвое занавес ударил свет.
3. ИНТ. ЦИРК ТРИЗИНИ. МАНЕЖ
Захват. Бросок через себя. Вурлих вывёртывается как кошка и ухитряется упасть на четвереньки, на бок. Вскакивает.
СУДЬЯ:
– Бра руле! Господа!
4. ИНТ. ЦИРК ТРИЗИНИ. ЗА КУЛИСАМИ
За кулисами борцы смотрят из—за занавеса за схваткой. Борец Батый переживает.
БАТЫЙ:
– Паскудник, он, Вурлих этот. Вацлаву в пах коленом задвинул лукаво, а Заикину сподтишка, под бровь локтем прописал, глаз-то и заплыл.
5. ИНТ. ЦИРК ТРИЗИНИ. МАНЕЖ
СУДЬЯ:
– Тур дё тет!
Захват, тут Вурлих боднул Тарасыча, что есть мочи, затылком. Аккурат в ухо попал.
Тарасыч поморщился, да и взял Вурлиха на «кочергу». Ловок лягаться Вурлих, в последнюю секунду от «лопаток» ушёл.
Тут Вурлих отскочил. Схватился за руку. Поднял левую руку с напульсником. Скривился, взялся правой рукой кисть больную массировать, а сам ремень на напульснике чуть отпускает.
Тарасыч подмигнул публике, наклонился, упёр руки в колени— рассматривает снизу, раскрыв рот от изумления – мол что там соперник его делает? Даёт Вурлиху передышку, ждёт, когда тот поправит напульсник, с болью справится.
Публика рассмеялась, даже засвистела было.
Всё понимает опытный Жан Маркыч. Начал схватку спасать: неуклюже подскочил к столику жюри, что-то спросил возбуждённо: указал на Тарасыча, на Вурлиха, на публику. В Жюри что-то ответили.
Тут Судья грозно направился к Тарасычу.
СУДЬЯ:
– Тараси́ч, ви будете работа́ть манеж, или ви не будете работа́ть манеж?! Или я буду́ вас наказывать партер?!
Тарасыч даже выпрямился и от изумления развёл руками.
ТАРАСЫЧ:
– Вот