только не таким, что когда-то изучали в школе, и даже не тем, что попадает в шорт-листы нынешних литературных премий от чинного «Букера» до хулиганского «Нонконформизма». Здесь, слава богу, новое письмо, а не заезженная виниловая пластинка традиционной русской литературы, каким бы словесным экспериментам не подвергали её нынешние творцы, чьи имена на слуху. Ибо суть текста Тима Скоренко не в слове, а в деле, и это искусное сплетение фикшн и нон-фикшн – несомненно удавшийся поиск языка новой классики, вновь разворачивающейся к человеку, которому в принципе начхать на войны, революции и другие глобальные явления, которые должны бы спасти заблудшее человечество, да боюсь, скоро его окончательно загубят. Ну, и со словом здесь всё в полном порядке, читается это на одном дыхании. Одним словом, «Эверест», господа!
© Тим Скоренко, 2016
© Эрик Брегис, дизайн обложки, 2016
© Дима Шатров, фотографии, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть 1. Морис Уилсон
Глава 1. Зона смерти
Цеванг Палжор1 лежит на северо-восточном склоне в небольшой пещере. Головы его снаружи не видно – он уткнулся в стык между полом и стеной, обняв себя руками. На нём красная куртка (капюшон прикрывает лицо) и синие штаны. Раньше были ещё и белые лыжи, но их, видимо, кто-то отстегнул. Ногами Цеванг Палжор лежит к выходу, и первое, что бросается в глаза, – это его салатовые, ядовитые бутсы. По ним ориентируются все экспедиции. Это восемь с половиной тысяч метров. Осталось немного. Мы почти добрались.
Если войти в пещеру Зелёных Ботинок, то вы встретите ещё одного её обитателя. Это Дэвид Шарп. Он сидит, опираясь на колени сцепленными руками в голубых перчатках. На нём синяя куртка, капюшон поднят, до носа лицо завёрнуто в шарф, глаза закрыты. Кажется, сейчас Дэвид Шарп откроет глаза, поднимется и выйдет из пещеры, чтобы спуститься в базовый лагерь. Впрочем, стоп. Дэвида уже нет – его всё-таки похоронили по-человечески. Но раньше он действительно здесь сидел.
На кадрах документального фильма канала Discovery группа альпиниста Марка Инглиса находит ещё живого Шарпа. Он открывает глаза, мигает, шевелит головой, смотрит в камеру. Даже называет своё имя. Но его нельзя взять с собой, потому что на самом деле он мёртв. Гипоксия и гипотермия превратили его тело в кусок льда. Даже глаза, глядящие в камеру, мертвы. Группа Инглиса уходит, а потом мимо проходит ещё одна группа, и ещё одна, и всё это время Дэвид Шарп умирает. Потом его выносят из пещеры и хоронят в каменном саркофаге.
Их много. Вы пройдёте мимо Роба Холла, мимо Скотта Фишера, мимо Ханнелоры Шматц и Рея Дженета, мимо Фрэнсис Арсентьев и других. Мимо болгарина Христо Проданова, который шёл наверх соло, без кислорода, и добрался 20 апреля 1984 года, чтобы на следующий день погибнуть во время спуска. Вы пройдёте мимо сотни тел, лежащих в десяти метрах от маршрута, и вы не будете знать, кто это. Для вас это просто ориентиры. Да, мы идём верно. Да, здесь должен быть вот этот, сорвавшийся. Да, здесь должен быть вот этот, с черепом вместо головы. Да, всё верно.
Всего их двести восемьдесят один, по крайней мере – пока. Кого-то спустили вниз и похоронили, но большинство – там, среди снега и льда. Завтра может стать больше на одного, на два, на десяток. И они навсегда останутся там. Никто не спасёт их, никто не принесёт горячего чаю или дополнительный баллон с кислородом, пока они ещё живы, и никто не потащит их вниз, потому что это невозможно. Они нашли для себя лучшую могилу, о какой только может мечтать альпинист. Замёрзнуть в позе, которую выбираешь сам. Служить другим – тем, у кого вершина ещё впереди.
Историки до сих пор спорят, добрался я до вершины или нет. Погиб я во время восхождения или всё-таки на спуске. Достиг ли я своей нирваны. Говорят, моё тело нашли на семи с половиной тысячах метров и даже пристойно похоронили, сбросив в одну из трещин. Я горжусь тем, что моим надгробным камнем стала высочайшая вершина мира. Тем не менее, мою палатку видели километром выше – ошиблись? Может, это была не моя палатка? Не всё ли равно? Я не претендую ни на реальные лавры Хиллари, ни на условные лавры Мэллори. Пусть они спорят между собой. Хотя, будем честны, я бы мог разрешить этот спор, находись я в каком-либо другом месте, а не в недоступном ущелье.
Неважно, право слово. Эта история затрагивает меня лишь отчасти. Я играю роль стороннего наблюдателя, который знает гораздо больше, чем вы, и может более или менее объективно изложить свои знания в форме монолога. Конечно, я мёртв, а вы живы. Но значит ли это, что я должен молчать? Нет.
Райнхольд Месснер в книге «Хрустальный горизонт» рассказывает о первом – с его точки зрения – бескислородном восхождении на вершину мира. Он шёл медленно-медленно, делал десять шагов, затем длительное время отдыхал, рассчитывая время так, чтобы не застояться. Застоишься – придётся сесть. Засидишься – придётся лечь. Ляжешь – встать уже не придётся. Месснер всё делал правильно. Он шёл на пределе, на упорстве, на безумном желании, преодолевая трудности и преграды. В лагере его ждала Нена,