ная сестрица могла завизжать или разреветься.
Они сидели под столом в одной из лабораторий НИИ ЁЛКИПАЛКИФЕСТСУГРОБ. В самой дальней. В той, где под лиловым светом кварцевых ламп росли ёлки. Маленькие ёлочки в аккуратненьких горшочках. Для того, чтобы продавать их в магазинах и на рынках всем желающим гражданам, чтобы они (граждане, а не ёлки) могли украсить свои жилища к самому волшебному празднику на свете. Весь пол в лаборатории был уставлен этими горшочками, они стояли четкими рядами пять ёлочек в ширину и десять в длину, образовывая таким образом четкие прямоугольники, а между этими прямоугольниками были ровные проходы, чтобы можно было подойти к каждой елочке, рассмотреть ее и проверить, все ли идет так, как надо. Таких прямоугольников в лаборатории было… Было, было… Много. Лёлька не умела считать. То есть, считать она умела, но до ста. И то постоянно сбивалась. Сколько ёлок в одном прямоугольнике Лелька сосчитала. Причем три или четыре раза. Но при каждом подсчете значение получалось разным – то их было сорок девять, то пятьдесят. А потом она пересчитала, и ёлок оказалось уже пятьдесят одна. Видимо ёлочки перебегали из одного прямоугольника в другой. «В гости друг к другу ходят», – подумала Лёлька. Как я к Алёнке в соседний дом.
Эти ёлочки, ровным ковром простирающиеся по всему пространству лаборатории, напоминали сказочный лес, освещенный лиловым солнцем. В этом лесу вполне могли жить гномы или эльфы, и прочие маленькие существа – ведь своими макушками ёлки едва ли были выше коленок Лёльки и Борика. И сказочности этим ёлкам добавлял темно-розовый окрас. Да-да, ёлки, все, как одна, имели иголки не привычного всем зелёного цвета, а розового, с переходом в лиловый оттенок. Кварцевые лампы, распростертые над этим маленьким лесом, лишь подчёркивали лиловую яркость ёлочного окраса.
Лёлька и Борик на несколько раз обошли все ёлочные прямоугольники и убедились, что все ёлки, без исключения именно такого, непривычного розового цвета. В этот экспериментальный лес, насчитывающий пять тысяч саженцев (судя по накладным, о которых Лёлька с Бориком конечно же не знали) не затесалось ни одно зелёненькое деревце.
Лёлька и Борик сидели под длинным металлическим столом, протянувшимся вдоль стены. Справа от стола имелась дверь, ведущая прочь из этой несчастной лаборатории. Но убежать отсюда Лёлька с Бориком никак не могли. Там, за порогом лаборатории мерил шагами коридор зав кафедрой Коськин, Иван Иванович. Он громко разговаривал по телефону, звук его голоса то отдалялся от двери, то приближался к ней. Одни раз Коськин даже взялся за дверную ручку и повернул ее. Именно тогда Борик и погрозил Лёльке кулаком. Брат с сестрой сидели, затаив дыхание, вжимаясь спинами в стену. Если сейчас Коськин зайдет в лабораторию, все пропало. Ну пусть он не сразу обнаружит Лёльу и Борика. Зато он увидит, точно увидит, что елки – ро-зо-вы-е! А вовсе не зеленые, какими им и положено быть.
– Лёлька, – прошептал Борик, когда звук голоса Иван Иваныча сделался тише, видимо Коськин ушел в другой конец коридора, – Если он сейчас зайдет, будь наготове. Он ведь сначала в ступор впадет от увиденного, и конечно же глазам своим не поверит, что все ёлки… такие. Начнет их разглядывать, будет тут бегать от одного ряда до другого. А мы в этот момент потихонечку и выползем. И убежим.
– А если он не будет рассматривать? – клацнула зубами от страха Лёлька, – Чего бегать от ряда к ряду, и так все видно.
– Будет, будет бегать, я тебе точно говорю. Ученые они такие, – еле слышно ответил Борик, внимательно следя за дверью, – А если не будет рассматривать, значит побежит остальных звать. Вот тогда-то мы и вылезем из убежища. Только действуй по моей команде.
Наконец голос Иван Иваныча затих вдалеке. Скорее всего Коськин ушел совсем. Выждав минут пять, ребята выползли из своего убежища и на коленках подползли к двери. Борик приподнялся, тихонько приоткрыл дверь и высунул голову. Коридор был пустынным.
– Бежим! – сдавлено крикнул он, и дернул Лёльку за руку.
Ребята рванули по коридору. Через пару метров коридор загибался буквой «Г». Борик умолял судьбу, чтобы за поворотом никого не было. Судьба была к ним благосклонна, а там и спасительная гардеробная замаячила. Запыхавшиеся Лёлька и Борик влетели в полутемную комнату и юркнули в шкаф, где на плечиках болтались пальто и шубы сотрудников.
Они тяжело дышали, не столько от бега, сколько от волнения, но через минуту ребятам пришлось задержать дыхание, чтобы не выдать свое присутствие. В гардеробную вошли две женщины. В одной из них ребята узнали свою маму. Вторая, судя по голосу, была лаборантка Верочка, мамина подруга. «Легкомысленная красотка», как называл ее папа, но ребятам Верочка нравилась – она была красивая, всегда приятно пахла и щедро одаривала Лёльку и Борика разными нужными вещами – карандашами, ластиками. Борику перепадали еще блестящие металлические детальки непонятного предназначения, а Лёльке Верорчка презентовала пустые флакончики из-под духов (иногда в них даже оставалась несколько капель) и баночки из-под крема. Чего-чего, а этого добра – духов, кремов, помад – у Верочки было вагон и маленькая тележка. Она и с Лёлькиной мамой часто делилась своими сокровищами. Вот и сейчас разговор у мамы и Верорчки шел о помаде. И кажется, о той самой…
– Верунчик,