ыт прошлого.
Дневник Августа IV – кадры и образы, попытки остановить, отразить мгновение, событие, мысль. Эти заметки – и стоп-кадры, и картинки прошлого, и, конечно, мечты и надежды. Поэтический слог дневника даёт автору относительную свободу в выборе формы, размера и рифмы, а читателю – абсолютную свободу восприятия написанного. Ретроспектива и хронология этих записей относительна, как и многое нас окружающее.
Сборник содержит пять глав, расставленных, на первый взгляд, в хронологическом порядке. Но ретроспектива и хронология Дневника – это скорее этапы, объединяемые не временем и местом, а условно именованными жизнями или эпизодами из параллельных жизней, проживаемых лирическими и не очень героями, объектами наблюдения, всеми, кто неслучайно оказался в поле зрения автора.
Наблюдатель объединяет устремления героев взглянуть на мир объективным взглядом свидетеля квантового перехода, а также найти себя между «…бездною неба и твердью земли…», «вторником и четвергом…», «…надо, хочу и могу…», ночью и рассветом.
Город М – это не место на карте, не железнодорожная станция. М – это одновременно и Многоликий Миллионный мегаполис и Малоэтажный Микрорайон, Мегавселенная и Метафизический лабиринт Минотавра, в котором каждый одновременно и герой, и злодей, и свидетель.
Пустыня – сюжеты и герои, обнаруженные автором в ходе затяжного путешествия в разных из двенадцати пустынь одиночества. Удалось ли героям, как и самому автору, найти выход из пустыни?
Город П – это жители и образы города Памяти юности, города Первой любви и города долгой зимы, города Предыстории, милые провинциальные пасторали.
Каждый следующий – почти дословно приведённая часть текстов одноимённого альбома группы «Машинист Дымов». Эти стихи стали песнями в результате интуитивного дополнения знаков пунктуации аккордами шестиструнной гитары и записи на магнитную ленту.
Наблюдатель
Улисс
Ты в раздумьях бредёшь… То смеясь, то в слезах
Обращаешься к вечным богам пустоты:
«Кто впустил в этот мир свет, любовь, боль и страх?»,
А в ответ снова слышишь: «Ты сам… Только ты…»
Посыпаешь свой чёрный надломленный хлеб
Белой солью семи неспокойных морей.
Уклоняешься встречных людей и судеб,
Обгоняешь попутных, шагая быстрей.
Ты испробовал несколько способов жить
Между бездною неба и твердью земли:
Против ветра идти, по течению плыть,
И сгорать от любви, и сжигать корабли.
Избегаешь зеркал – нет давно новостей
В отражениях, ждущих тебя за стеклом.
И в холодных глазах цвета будничных дней
Остывающий пепел лежит серебром.
И тебе всё одно, что аминь, что авось…
В череде ясных дней и дождей проливных
Благодарен одним ты за всё, что сбылось,
А за то, чего не было, помнишь других.
Ночь темна за окном, и ты встретишь рассвет
То ли трижды святым, то ли только на треть.
В список первых тебе был подарен билет,
Поднимай паруса, сделай всё, чтоб успеть!
Мотылёк
Мне тяжкий груз сомнений не знаком,
И самый дальний план мой – план на вечер.
Я налегке, свободным мотыльком
Порхаю не спеша судьбе навстречу.
Мне дважды не прожить вчерашних дней,
Проказы дежавю, по счастью, редки.
Не превращаю память в дом-музей
И не бросаю я в фонтан монетки.
Загадывать на завтра – суета,
Располагать – известно чья задача…
И рифма здесь какая-то на «та».
А я живу сегодня наудачу.
Проснулся утром, к вечеру не сдох,
И день прошёл, меня не искалечив.
Я говорю: «Спасибо тебе, Бог!»
Пусть, очевидно, этот цикл не вечен.
Ты всего лишь чёрная кошка
На пути в Изумрудный город
Перешла ты ему дорогу
Чёрной кошкой. Тебе под сорок,
А ему – за сорок немного.
Суеверия – чем не повод
На секунду остановиться?
И случайно среди знакомых
Обнаружить новые лица.
И не ты, и не он – ни с места,
Словно дух снизошёл, бесплотен.
Заунывная песнь норд-веста
Прервалась на высокой ноте.
И поверилось: это утро
Начинает