, шее, прочим не закрытым одеждой частям, чтобы отогнать настырных, отравляющих жизнь, наглых и кровожадных насекомых.
Прелестна южная летняя ночь! Когда после немыслимой духоты, после семи потов, измотавших несчастного горожанина за день вдруг сразу, в мгновение, будто в театре опустили занавес, а свет включить забыли, наступит темнота. Такая, что не то что зги в зубах вороного коня, очков на собственном носу не видно. Кромешная! И непонятно, откуда, из каких ледников вмиг взметнется и обожжет ветер.
Будто жиган полоснет бритвой. И снова исчезнет.
И главной среди этой тьмы станет тишина. Июльская тишина. И удивившись: чего это всё молчит – выглянет луна. Сперва безразлично-холодная.
Белая. Потом порыжеет, словно пшеничный блин на раскаленной сковороде у тетки Иринки на Петров день. Осветит подобревшая луна окрестности, и многое чего можно увидеть в этом свете. И из людской жизни, и из других сфер… А чего не увидишь, так додумаешь!
И никто не посмеет нарушить эту вековечную тишину. Только сверчок стрекотом своим разрежет ночное пространство. Еще только июль едва добрался до сер едины, а он уже свиристит. И вроде бы знаешь, что крыльями трется – от того и получается скрип. Знать-то знаешь, да кто ж в такое поверит! Какие крылья! Небось в дудку дует или свисток, а ни какими ни крыльями. Кто их видел, эти самые крылья? Да никто! А он свиристит, свиристит. И в такт его дудке начинают мерцать звезды. Сначала почти не видно, потом ярче, а после и вовсе пойдут в пляс, да так смачно, что и месяц не удержится, начнет притопывать, а потом пустится вприсядку.
А ты, наглядевшись на эту небесную круговерть, вздохнешь, вспомнишь про разное и размечтаешься. И среди этой внезапно нахлынувшей, проникшей в самую душу бесконечности становится одинаково близким и то, что было вчера, и то, что случилось за две, три, а то и пять тысяч лет до этой ночи. Глядишь на близко-далекое, черное до фиолетовости пространство и размышляешь. Думаешь вроде бы ни о чем, а потом из этого самого ничего появится рассказ. А может, и повесть…
Вместо предисловия
Единство разрушилось в одночасье. Мелкая, незначимая по понятиям космоса, но гигантская для Земли глыба своим ледяным дыханием коснулась планеты, скрылась в бездне Вселенной, окончательно разрушив уравновешенность этого мира.
Катастрофа была глобальной. Тем, кто уцелел, уже не хватало сил передвигать каменные глыбы, раздвигать воды, управлять людьми, их мыслями. Направлять их на сотворение, а не на уничтожение.
Страх и Алчность завладевали смертными.
Время мыслей, подтвержденных знаками, увиденными в бесконечном космосе один-два раза в тысячелетие, ушло.
Стражники Бога долго сопротивлялись. Сначала на дальних подступах обстреливали толпу из арбалетов. Потом из катапульт закидывали глиняными горшками с горящей нефтью. На ближних подступах стреляли из луков. Сотни длиннополых попадались в замаскированные ловчие ямы с острыми кольями на дне, но лезли и лезли. Где их главари вербовали столько беглых рабов, полусгнивших, прокаженных, калек и уродов? У кого научились опаивать их маковым зельем, жрецам было неведомо. Толпы длиннополых множились и плодились, как саранча. Палками они забивали насмерть всех попадавшихся. Те, у кого не было палок, рвали свои жертвы руками. Они приближались и приближались. И не было на них затмения солнца, наводнения или еще каких заранее рассчитанных явлений, чтобы испугать, остановить, потом заговорить и обернуть против своих вождей. Великие боги, наверное, хотели испытать жрецов и стражников. А может быть, разуверились в них. Разочаровались. Данные Богом знания пропадали втуне. Строить обсерватории и плотины прекратили. Новые сорта злаков не выводят. Из тех, кто уплывал на запад, не вернулся никто. Зачем знания, если плодятся уроды, а проказу жрецы не хотят лечить? Зачем знания, если ими манипулируют в послеобеденных дискуссиях только для утоления своего тщеславия?
Стражники строились в острую черепаху, плотно сомкнув щиты, выставив перед собой короткие копья, вклинивались в толпу, убивали десятка два длиннополых и отходили назад. Толпа расступалась, отбегала, а когда черепаха отступала, опять продвигалась вперед, упорно шла к главному храму. Никто не кричал. Раненые и те молчали. Стражников теснили. Медленно день за днем. Длиннополые выигрывали. Стратеги были бессильны. В конце концов стражники ушли за ворота и заперлись в храме.
Жрецы спешно укладывали в тайники и замуровывали самые главные книги. То, что было вечно. С потерей остального они смирились. Но пусть сохранится хотя бы главное. То, что когда-нибудь, потом, когда никого из них уже не будет, объяснит, откуда мы все. И те, которые забрасывают с той стороны храм факелами с горящей смолой, и те, которые для них же пытаются спасти главные и вечные знания. Откуда мы и зачем.
Наверное, впервые жрецы поняли назначение. Наверное, впервые заложенный инстинкт начал работать. Они могли еще уйти через подземные выходы. Могли укрыться в тайных секретных залах и переждать нашествие, но тогда погибли бы знания. Длиннополые стали бы искать жрецов, и кто знает, вдруг да наткнулись бы на спрятанное. Знания, оставленные богами, осмысленные