» и то упахиваешься как мул до кровавого пота и радужных пятен перед глазами. А сейчас я тащу сразу двоих, ухватил их за транспортировочные лямки на спине и ручки брезентовых носилок. Дернул на морально-волевых и попер тащить пацанов, вынося из красной зоны из-под обстрела. Как прошел первые два десятка шагов, не понял, просто рванул и попер. Видимо на адреналине.
Падла, как же тяжело…
Тяжело переставляю ноги, будто они отлиты из свинца или вытесаны из гранитного монолита. Пальцы намертво схватились за лямки, хрен их теперь разогнешь. Руки вывернуты назад. Из ощущений только жжение внизу как будто бы кипяток стекает по ногам в ботинки.
Шаг, упор ноги, отталкиваюсь, снова шаг, опять упор ноги. Тащу двоих раненых за лямки. Уже не чувствуя ничего. Глаза залиты кровью, я не вижу дороги. Есть только шаг вперед, еще один. Надо идти, надо тащить, надо шагать. Парни сами себя не вытащат, они ранены. Есть только я. Надо пройти вперед, совсем чуть-чуть. Пару шагов еще. А там свои! Кто-то да встретит. Надо пройти совсем чуть-чуть.
Сквозь шум в ушах и дикую боль во всем теле слышу, что вокруг рвутся мины, гремят взрывы, но мне по фиг, я иду, тащу пацанов к своим. Волоку сынков в безопасный тыл…
Спина настолько онемела от боли, что стала невесомой. Я не чувствую ни рук, ни ног. Я не вижу куда иду. Даже оборачиваясь, чтобы поглядеть не оторвались ли мои руки, уже не вижу бритые головы Креста и Финика, которых тащу к своим.
Я стал невесомым, я стал легким…
– Глобус! Глобус! – слышу сквозь кровавую пелену тумана. – Петрович, всё, всё отпускай. Отпускай тебе говорят!
– Ы-ыыы, – пытаюсь я что-то сказать, но вместо членораздельной речи из моего рта вырывается только глупое мычание. – Ы-ыыы!!!
Даже говорить и то больно, как будто во рот насыпали песка и заставили его прожевать.
– Полежу чутка, отдышусь, – шепчу я, мешком валясь на землю.
Меня подхватили, начали стягивать бронежилет, амуницию. Я ничего не вижу, кровавый туман застелил глаза.
– Глобус! Старина, это Жак, всё нормально. Ты дотащил их, всё нормально! Пацаны живы…Финик жив!
Я чувствую, как чем-то влажным мне обтирают лицо, ноги подгибаются и меня бережно опускают на землю.
– Жак? Жак? Не могу понять, куда ранен Глобус, – слышу над головой обеспокоенный голос Жакета, помощника Дока. – У него обе ноги всё в крови, а раны нет? Все целое.
– Твою мать! – ругается надо мной Жак. – У него похоже от напряжения артерия лопнула. Ебаный в рот…
Жак хороший мужик, отличный медик, верный товарищ, хорошую мне мазь от геморроя посоветовал, но материться много. Нельзя так, надо стараться меньше ругаться, все-таки ему уже под сраку лет и вокруг много молодых парней, которые берут с него пример. Оно понятно, что война вокруг и не до сантиментов, а на войне матом не ругаются на нем тут разговаривают, но все же…
Мне стало легко и свободно. Боль прошла. Чертовски хорошо, будто лежишь дома в теплой ванне. За дверью слышно, как бегает малышня по дому. Приехал в гости старший сын со своими детьми, моими внуками. Жена готовит на кухне пирог, в духовке доходит мясо. Я еще немного полежу в горячей воде и выйду к своей семье. Родные встретили батьку, вернувшегося с фронта. Как же хорошо дома!
Как же хорошо.
Я умер…
Глава 1
Шуршание и раздраженный бубнеж на английском заставил открыть глаза. Я лежал на постели, а прямо перед мной, буквально в паре метров, повернувшись ко мне спиной стоял какой-то тип, который ковырялся в раскрытом пластиковом дипломате. Вещи, вытащенные из дипломата, валяются на полу, на столе разложены бумаги, кошелек, ручные часы, деньги…
Деньги? В глаза бросились разномастные банкноты экзотической наружности и пестрой окраски с негром в очках. Это точно не российские рубли и не американские доллары.
Черт! А где это я оказался?
Гостиница? Хостел?!
Обстановка поражала своим аскетизмом и одновременно тщательно подобранным стилем, кто-то старательно собрал в одной комнате олдскульные вещи из 80-ых: древние бумажные обои на стенах с одинаковым принтом, вытертый коврик посредине комнаты, деревянный обшарпанный стол с круглой столешницей, низкое кресло, древний торшер без абажура с лампой накаливания и в довершении бумажный календарь на стене на котором огромными цифрами написано – 1981 год!
Еще мне видна плитка бледно голубого цвета, которой облицованы стены в ванной комнате. Был виден совершенно дремучий унитаз и сливной чугунный бачок расположенный высоко под потолком на длинной железной трубе со свисающей вниз цепочкой слива. Всё настолько убого и стремно, но при этом не выглядит старым, что создаётся впечатление, что я попал в жилище сорокалетней давности. Куда-то в начало 80-ых, когда народ еще не слышал о унитазах-компакт, светодиодных лампочках и мебели, собранной из ЛДСП.
Это ж надо кто-то замарочился и расстарался, чтобы стилизовать обстановку под такую древность. Не хватает только бобинного магнитофона и черно-белого телевизора с рогатой антенной, причем крышка