ое горючее – две коробки, запасные батарейки, три мотка лески, самой толстой… Ах, сам сообразишь. Ну хорошо, я потом перезвоню, узнаю, что ты там сообразил.
Он раздраженно швырнул трубку на аппарат и дописал ещё несколько пунктов. Вот и пришло новое лето, конец зимней спячке.
Сладко потянувшись, Иван выпрыгнул из-за стола и мурлыкая навязчивый мотивчик принялся укладывать в коробку снаряжение. Помешал звонок. Странно, сегодня он никого не ждал.
И менее всего рассчитывал, что его жилище дикого странника посетит столь экзотическая птаха.
Женщина из другого мира, вот кем была гостья. Богатая утонченность – такая характеристика подошла бы ей более всего. Даже – очень богатая утонченность. Лицо – совершенное творение природы и косметологов, изысканные черты, безукоризненная кожа, неуловимый глазом макияж. Волосы, имеющие привычку быть холеными и уложенными с прихотливой небрежностью. Туфли на низком каблуке и сумочка – кожа несчастной рептилии. А костюм… что это за ткань и фасон, Иван даже не задумался. Главное – он необыкновенно шел и лицу, и волосам и туфлям с сумочкой.
– Вы ко мне? – усомнился хозяин квартиры, в которой подобные примеры совершенства появлялись крайне редко. Если быть точным – этот был первым.
– Если вы – Иван Троицкий, то к вам.
Лицо незнакомки при виде здоровенного бородача в истерханных шортах не дрогнуло, но голос прозвучал так, словно она задохнулась. Поднималась на пятый этаж по лестнице?
– Входите, – он распахнул дверь пошире, пропуская её в свое жилище. – Разуваться не надо, – предусмотрительно произнес Иван, хотя гостья и не думала расставаться со своими ящеричными туфельками. Похоже, ей даже в голову не могло такое прийти.
– Вот сюда, наверное, лучше всего, – с некоторым сомнением Троицкий выбрал ту самую комнату, где только что занимался сборами. Другие варианты – тесная кухня, заваленная грязной посудой и горами пакетов с крупами, и спальня с незастеленной кроватью – были ещё хуже. Он вздохнул тяжко, словно сенбернар, и наконец поинтересовался:
– Что вам угодно?
Она ответила не сразу – растерянно оглядывала довольно большое помещение, основную часть которого занимали книги – горы, стопы и шкафы книг. Ещё тут был стол с компьютером и коробки – много коробок, из которых торчали какие-то железяки и рыболовные сети. На столе рядом с компьютером лежали в ряд охотничий карабин, пистолет и огромный нож.
Ивану показалось, что она смотрит на оружие с испугом, и он уже пожалел, что выбрал не кухню, но в следующую минуту незнакомка повернулась к нему и сказала:
– Мне угодно, чтобы вы отвезли меня на Шаман-гору.
***
Из клиники Марианна как-то вышла. Как именно, она не помнила, осознав только, что уже стоит на автостоянке и скользит бессмысленным взглядам по разноцветным блестящим машинам. Серая, красная, желтая, черная, опять серая… Очевидно заподозрив неладное, к ней уже спешил паренек-служитель, но она слабо махнула ему рукой, показывая, что все в порядке. Все в порядке.
Все в полном порядке, если не считать того, что ей сейчас сказал доктор Винниченко.
Думать об этом было так страшно, что она направилась к первой же попавшейся машине, оказавшейся потрепанным синим «Пежо». А у неё… да, вот она, красавица-«Ламборджини», подарок Виталия на годовщину их свадьбы. Внезапно она покачнулась, и Виталий, свадьба вместе со своей годовщиной, а заодно и «Ламборджини» поехали куда-то в сторону. А вместо них прямо перед глазами появились огромные черные буквы: «Рак». Врачи предпочитают говорить «опухоль». Опухоли бывают и доброкачественные. Но когда уже получены результаты биопсии, экивоки можно отбросить. У неё рак мозга. И точка. Больше не будет ничего.
– Больше не будет ничего, – объяснила она мальчишке в форменной кепочке, который опять приблизился к ней и с тревогой поглядывал на эту, явно пребывающую не в себе даму.
– Ни-че-го… – она отрывисто рассмеялась и села в машину. Белая «Ламборджини» сорвалась с места и, визжа покрышками и виляя, умчалась.
Паренек проводил её глазами. Такая тачка…. А ведь эта полоумная тетка её сегодня точно угрохает. Жаль.
Дом встретил обычным теплым уютом, который она так обожала. Из кухни пахло тушеным в красном вине мясом, со второго этажа доносились звуки работающего пылесоса – это Лида заканчивала уборку.
Не снимая плаща, Мари прошла через застеленную белым ковром гостиную, потом – через сверкающую чистым белым фарфором столовую и вошла в кабинет мужа. Тут ничего больнично-белого не было, тут можно и поплакать.
Не получилось – она просто сидела, уронив голову на сжатые кулаки, и не шевелилась. Как все быстро, оказывается, может закончиться. Когда-то, девчонкой-подростком она размышляла о смерти и о том, что человеку, в принципе, отпущено не так уж и много. Но и не мало – лет девяносто. А потом – темнота и небытие. Не-бытие. За которым ничего нет. Это слово пугало и завораживало. Примиряло с неизбежным наступлением этого самого небытия лишь то, что все это будет ещё нескоро, и она много чего успеет натворить. И вот её поставили