с мне показалось это очень важным. Я просто набиралась храбрости позвонить тебе.
– Ты можешь звонить мне, не заморачиваясь, даже среди ночи.
– Понять время так трудно, Амос, – ночь, а потом день… Впрочем, теперь мне уж трудно понять все на свете. И… это так жутко пугает, потому что… каждый день кажется, что… от меня остается… в-все меньше и меньше.
Он вздохнул – трагическая искренность ее слов задела его за живое особенно сильно.
– Знаю, Мэри. Понимаю, почему ты так чувствуешь.
– Да, я так и думала, что ты поймешь.
Ее голос чуть окреп. Декер надеялся, что это добрый знак.
Он прислонился к скрипучей спинке кровати, словно ища опоры у дерева при таком неожиданном повороте событий. Оглядел тесные пределы своей крохотной спальни. Декер прожил тут девять лет, но комната выглядела так, будто он только-только въехал или просто остановился проездом.
Он консультант в ФБР. Давным-давно, профессионально играя в футбол, Декер получил почти смертельную травму головы, и его изменившийся мозг приобрел два новых качества, о существовании которых он до той поры и не подозревал, не имея к тому ни малейших оснований – гипертимезию, то есть безупречную память, и синестезию, заставляющую его сопоставлять определенные вещи с немыслимыми цветами. В его случае трупы ассоциируются с оттенком цвета электрик. Распростившись с карьерой футболиста, Амос стал полицейским в родном городе, поднявшись до поста детектива, так что видеть трупы ему было не в диковинку.
Они с Ланкастер успешно сотрудничали в расследовании множества дел. Безупречная память для детектива – божий дар, но для человека – тысячефунтовое бремя. Время не лечит ни малейшей из его прошлых горестей. А уж если на то пошло, то лишь усугубляет.
Жил он на квартире в Вашингтоне, округ Колумбия, в здании, принадлежащем его другу Мелвину Марсу. Декер был первым, с кем Марс встретился, оказавшись в камере смертников в Техасе. Он доказал невиновность Марса, и тот получил солидные отступные за неправомерное лишение свободы. Часть барыша он потратил на покупку многоквартирного дома, а недавно женился и перебрался в Калифорнию.
Бывшую напарницу Декера по ФБР Алекс Джеймисон перевели в Нью-Йорк, где она вроде бы обрела любовь в лице инвестиционного банкира с Уолл-стрит. Его прежний фэбээровский начальник Росс Богарт подал в отставку и теперь учится играть в гольф – по слухам, скверно – в Аризоне.
Значит, теперь Декер остался один. Он знал, что этот день настанет. Так что звонок от старой напарницы был ко двору даже в этот час.
– Как ты, Мэри? В смысле, по-настоящему, как ты?
– Так себе. Каждый день как… испытание.
– Но голос у тебя нормальный.
– Хочешь сказать, что способна связать два слова? Мм-медикаменты с этим помогают… порой. Сейчас как раз такая пора. Я… обычно не такая. Я обычно… не нормальная.
Амос решил направить разговор в другое русло.
– Как там Эрл и Сэнди? – То есть муж и дочь Мэри. – Спят, наверное…
– Выбрались в Кливленд навестить мать Эрла. Ей нездоровится. Наверное, долго на этом свете не протянет. Она старая и вообще-то слабоумная, как я.
– Мне ты не кажешься слабоумной, Мэри.
– Да, ну…
– Погоди, если они в Кливленде, кто же остался с тобой? – Когда он навещал ее в последний раз, ей помогала сиделка.
– Как раз сейчас я в норме, Амос. Я тут в полном порядке.
– Уж и не знаю, Мэри… Какое-то у меня недоброе чувство на этот счет.
– Тебе вовсе незачем тревожиться обо мне.
Послушать – так почти прежняя Мэри. Почти.
Но было тут что-то еще, и это что-то Декеру совсем не нравилось.
Глава 2
Амос опустил свои большие ступни на холодный деревянный пол.
– Я имел в виду, что хочу наведаться к тебе в гости. Давненько уж не видались. Но говоришь ты лучше… чем в прошлый раз.
– Да, давненько. Слишком давно. Но не ты. Я.
Выпрямившись, Декер устремил взгляд за окно, на огни города, лениво подмигивающие ему из темноты.
– Я… э… я не понял. Наверное, еще не оклемался от сна, – добавил он в качестве объяснения, хотя она несла какую-то бессмыслицу.
– Это… эта ужасная штука у меня… в голове. Это… ужасно.
– Знаю, Мэри. И хочу, чтобы тебе не приходилось с ней терзаться. – Он замолчал, мучительно подыскивая более участливые слова, но эта задача была бы не в тягость его прежней личности – и почти невыполнима для нынешней. – Я… хотел бы, чтобы было лекарство.
– И для тебя тоже, – откликнулась она. – Для тебя лекарства тоже нет.
В этих словах Амос ощутил ее стремление нащупать некий уровень солидарности с ним в болезнях разума, которые в конечном итоге доведут до края обоих.
– В этом отношении мы очень похожи, – согласился он.
– Но еще и не похожи, – парировала