в твоей памяти, потому что вместе с тобой из этого сраного мира уйдет и твоя память. Я не брюзга из тех, кто занимается морализаторством. Нет. Я знаю, что такое страдания и как невыносимо жить в этом дерьме. Намного проще покончить с этим раз и навсегда. Я в самом деле не собираюсь кого-либо отговаривать от этого шага. Пусть это делают психологи, у них есть методы, у них есть лекарства, у них есть профессиональная этика. Они сидят в своих строгих костюмах и белых халатах, не замечая того, что это те же самые смирительные рубашки. Они знают, что делать, чтобы ни с кем ничего не происходило: каждый должен носить свою смирительную рубашку.
К черту этику! Если твой мир разрушен окончательно и бесповоротно, в нем не остается места для этики. Но когда тебе кажется, что больше нечего терять, ты забываешь про память. В ней содержится нечто пережитое только тобой. Нигде больше не запечатлятся в точности те же образы, никто никогда больше не переживет те же самые чувства. Чувства, от которых нас пытается «излечить» цивилизация. Для этого работают психологи, порносайты, профсоюзы, банки, политические партии, военные блоки, наука, индустрия развлечений и прочая хренотень. Все это существует для того, чтобы отвлекать внимание от чувств. Чувства – вот чего на самом деле боится так называемое общество, оно боится твоей памяти. Как бы чего не произошло, если в твоей памяти останутся чувства…
Я знаю, насколько тошнотворно и аморально общество. Оно настолько тошнотворно и аморально, что порой актом аморальности становится само пребывание в нем. Единственное, в чем соглашусь с могзоправами, так это в том, что, уходя из жизни, надо подумать о других, о тех, кто останется жить после тебя. Поэтому надо постараться вспомнить все хорошее и плохое, что с тобой происходило. Знаю, это трудно. Вспоминая, приходится переживать свою боль снова, а ее было так много, что она не умещается в твоей черепной коробке. Так зачем думать о других, если всю свою жизнь тебе приходилось думать о других больше, чем другие думали о тебе? Но ты не можешь уйти с чистой совестью просто потому, что тебе так захотелось.
Видит Бог, я не был эгоистом, но если даже меня посещали настолько безысходные мысли, посещали не раз и не два, то что говорить о совсем юных, которых любовь убивает с первого раза? Что знала о любви восьмиклассница, которая бросилась с моста в прошлом или позапрошлом году? Или тот застреливший себя парнишка? Любовь – совсем не то, что показывают в кино, о чем поют, о чем пишут в любовных романах. Нет. В реальности любовь всегда убивает. Она всегда убивает в нас что-то, заставляя страдать, но об этом ведь никто не говорит. Никто не говорит о том, что любовь – убийца. Все говорят о сексе, как будто это и есть любовь, а потом делают удивленный вид. Почему не выявили? Где галочка, почему не поставили на учет?
Общество настолько трусливо, что не может признать свою вину. Оно не в состоянии признать, что именно его трусость, его смирительные рубашки загоняют в тупик тех, кому открывается фальшивость этого общества. Мы забыли, что такое любовь, потому что потеряли нашу память, память о самих себе.
Все эти записи появились тогда, когда у меня не было сил, чтобы жить, когда каждая ночь превратилась в адские пытки, после которых не оставалось сил даже на то, чтобы ненавидеть, и все же я любил. Бывает такая любовь, которая дарит только страдания. Я познал именно такую любовь. Одно страдание следовало за другим, это были мои горные пики и перевалы. После каждого пика казалось, что это предел – абсолютный предел человеческих страданий. Но за ним возникал следующий, и я опять не мог его обойти, опять на него забирался, чтобы снова лишиться разума, достигнув его вершины.
Я решил вспомнить мою боль не для того, чтобы излить ее в черных потоках типографской краски, а для того, чтобы оставить посмертную записку. В сущности, все, что было написано поэтами и писателями, представляет собой одну большую посмертную записку, хотя далеко не все осознавали, что пишут посмертную записку. Поэтому даже лучшие книги содержат слишком много лжи. Даже Ницше слишком много врал о своем безумии. Иначе он бы написал книгу о своей сестре – о причинах, а не симптомах болезни Заратустры. Вся литература – обман, баснословный обман, в который вы верите. Вы верите, что это лекарство от вашей болезни, но это лекарство не лечит. Оно всего лишь снимает симптомы. Все трагедии – баловство и ребячество, скрывающее подлинные имена и события, а не рассказывающие о них, как вам кажется. Их придумывали, не осознавая, что они станут посмертными записками. Однако на склоне лет каждый из них, кто до него доживал, вдруг прозревал и осознавал, подобно Овидию, что труд, который они считали трудом своей жизни, в действительности оказался трудом смерти.
Вы все еще мечтаете о любви? Тогда вы должны знать, что любовь не лечится. Если она вас не убивает, она быстро скрывается от вас, меняет позицию и подкарауливает в другом месте. Иногда она специально промахивается, не нанося смертельной раны, чтобы понаблюдать за вами. Потому что вы ей нравитесь, ей нравится охотиться за вами. Любовь – опытный киллер, но даже она может влюбиться в свою жертву. Да, любовь тоже умеет любить.
Говорят, что жизнь одна, двух смертей не бывать – одной не миновать, но это не всегда так. Если любовь сделает тебя своим избранником, ты можешь умереть несколько раз, и каждый