ей и крепкими фургонами сопровождали племя во всех его путешествиях, снабжая его нашими товарами, которые обменивали на бизоньи шкуры и меха. А теперь, сопровождаемые несколькими вигвамами, обитатели которых хотели навестить своих родственников в городе, мой отец направился в форт Бентон с выручкой от последней зимней торговли – тремя сотнями бизоньих шкур и примерно таким же количеством волчьих и бобровых, оставив меня проводить время в свое удовольствие в большом лагере на берегах реки Срезанных Берегов, всего в нескольких милях от подножия Скалистых гор. Мой отец согласился с тем, что я заслужил право на то, чтобы отдохнуть и развлечься, поскольку зимой мне пришлось немало поработать, ставя капканы на волков и бобров, пока сам он торговал в большом, удобном вигваме Одинокого Вождя, в котором мы всегда жили. К тому же он сказал, что эта возможность отдохнуть – его подарок мне на день рождения, поскольку в день его отъезда мне исполнилось девятнадцать лет. Я не стал называть ему истинную причину, по которой я хотел остаться в лагере: я просто потерял голову, влюбившись в Питаки, дочь Хромого Бизона, сестры моего близкого друга Сайи (Бешеного Волка), который был на одну зиму старше меня.
Питаки была самой красивой молодой женщиной во всем племени. Она была моей ровесницей, полным совершенством в том, что касалось лица и фигуры, с высокой грудью, энергичной, и служила объектом желания как для бесчисленных гостей племени пикуни, так и союзных ему племен. Но одно совершенно отличало её от других женщин конфедерации: она обладала бесстрашием и независимостью в суждениях, что свойственно было скорее опытным воинам. Было довольно странно, и к тому же вразрез с мольбами ее матери, что отец её к подобному поощрял; и на все предложения прославленных и богатых воинов и вождей, которые приходили к нему и предлагали за неё целые табуны лошадей, всем он давал один ответ:
– Моя дочь сама себе вождь; идите к ней и говорите сами.
Некоторые из первых женихов, смирив свою гордыню, так и сделали, и ушли, разочарованные и рассерженные её решительным отказом на свои предложения; после этого другие посылали к ней своих родственниц, чтобы те её уговорили, но с тем же результатом; после этого всего несколько молодых людей осмеливались, с малой на то надеждой, искать её руки. Все, кроме одного, Маленькой Выдры, благородного, гордого, сына богатого Трех Бизонов, который и сам владел большим табуном лошадей. Услышав её отказ, он воскликнул:
– Ты лжешь! Ты хочешь стать моей женщиной! Как Солнце видит меня и слышит меня, я говорю тебе, что ты хочешь поставить вигвам вместе со мной!
С этими словами он ударил ее по лицу и оттолкнул со своего пути. Тогда девушка побежала к своему отцу и потребовала, чтобы он покончил с Маленькой Выдрой за то, что он с ней сделал.
Но вождь с улыбкой ответил:
– Как много раз говорил я, что моя дочь сама себе вождь. Я вновь говорю это тебе, дочь: ты должна сама мстить за причиненные тебе обиды.
И её мать добавила:
– Быть может, у тебя каменное сердце, раз уж ты раз за разом отказываешь этим добрым, богатым, храбрым воинам? Или ты собираешься никогда не стать настоящей женщиной, замужней женщиной?
– Я выйду замуж. Но я молода. У меня ещё много времени для того, чтобы стать хозяйкой вигвама и удовлетворять все желания мужчины.
На это, с удивлением хлопнув в ладоши, её отец воскликнул:
– Хорошо сказано, дочь. Оставайся свободной, сколько захочешь. Ты хорошо знаешь, что дождаться своего мужчину – задача не из легких.
Я сидел на своей лежанке в вигваме Одинокого Вождя, слушал это все и думал. Я часто слышал, что женщины отворачиваются от мужчин с добрым, мягким характером, предпочитая людей грубых, порой распускающих руки, и впадают в зависимость от них. Тогда может быть, это почти неслыханное оскорбление, которое нанес Маленькая Выдра Питаки, было тем самым, что могло бы заставить её предпочесть его всем остальным. Долго хотел я просить её поставить вигвам вместе со мной, много раз была у меня возможность с ней поговорить, но из-за своей трусливой стеснительности я так и не дал ей ни малейшего намека о своем желании. Но теперь, тем самым вечером, когда она была так рассержена на Маленькую Выдру, а щека её горела от удара его ладони, я должен был сказать ей о том, что хочу сделать её своей женщиной.
Дождавшись случая, я остановил её, когда она, с ведром в руке, шла по тропинке за водой.
– Ох! Ты испугал меня, – сказала она. – И твои глаза, они такие большие и блестящие – что с тобой такое?
– Потому что они видят тебя, девушку, которую я хочу; – я сам удивился, как быстро и смело я ей ответил. – Женщина-Орел, я давно люблю тебя. Я хочу, чтобы ты стала моей женщиной, моей единственной женщиной. Моей женщиной, но не моей рабыней. Ты не будешь носить воду и дрова в мой вигвам, не будешь выделывать бизоньи шкуры и кожу для мокасин, потому что белые мужчины не требуют этого от своих женщин.
– Что? Ты тоже меня хочешь? – сердито спросила она. – Я даже за водой не могу сходить без того, чтобы кто-то не захотел сделать меня своей женщиной? Нет. Я говорю нет, я не стану твоей женщиной. Я собираюсь оставаться со своим отцом и делать для него все,