не вижу в обходнике. Вы его сдали?
«Вот же черт, и правда, забыл.
Молча запустив руку под плащ, я несколько мгновений возился с ремнями кобуры оперативного ношения от табельного и, наконец, выложил ее на стойку дежурного. Тяжелый пистолет глухо стукнул рукояткой по обшарпанному полимеру и юноша с видимым облегчением сгреб его к себе, пряча под стол. Вообще, я должен был сам оставить его в оружейной, в ящике, закрывающемся моей id-картой, но в некоторых случаях можно было бросить и у дежурного. Нужно только было… Паренек протянул мне планшет со считывателем, и я привычно приложил к нему ладонь, фиксируя сдачу казенного оружия.
Вот и все, я выхожу в первый в моей жизни полноценный отпуск. Адаптационный, мать его… Какой-то умник сверху решил, что раз копы в этом чертовом городе мрут пачками под перекрестным огнем банд, корпоратов, киберпсихов, корпоратских киберпсихов и прочей дряни, то просто так отпустить на пенсию их нельзя. Надо сначала отправить в двухнедельный отпуск, чтобы перед этим как следует помучить оформлением бумаг, подписывая никак не менее десятка разных разрешений, уведомлений и прогнать через полицейского мозгоправа. Видимо, чтобы быть уверенным, что коп не пустит себе, или что куда хуже, кому-то еще пулю в голову в припадке безудержного счастья.
Две недели отпуска. После еще месяц работы, чтобы передать все дела подрастающему поколению, а потом… Свобода? Может и так.
Спустившись на лифте вниз, я, едва сделав пару шагов в холл, резво отскочил в сторону, пропуская мимо одну хорошо знакомую мне разъяренную фурию. Линда Маклоуски, супруга Шарпа – старшего детектива и моего друга – регулярно посещала наш департамент, пугая стажеров алым сиянием на дне глаз и устраивая совершенно феерические скандалы в кабинете мужа.
Окликать Линду в таком состоянии было себе дороже, а выслушивать порцию упреков в свой адрес мне тем более не хотелось, потому я лишь ускорил шаг, выходя на крыльцо и привычно закуривая. Путь с моего этажа занял больше времени, чем я привык обходиться без сигарет, пусть даже такого откровенно дерьмового качества.
– Юрис! Ой, то есть я хотел сказать, детектив Ливану, постойте!
– Давай без этого, а? Я уже в отпуске, – выдохнув горьковатый дым с легким привкусом пластика, присущим любым дешевым сигаретам (лучше не думать, из чего их делают на самом деле), я покосился на выскочившего следом за мной на крыльцо дежурного с первого этажа. Он состроил понимающее лицо и протянул мне сложенный пополам небольшой кусочек бумаги, покрытый какими-то серо-бурыми пятнами и имеющий неровные, оборванный края. Странное зрелище, если помнить о том, что бумагу используют только для самых важных, требующих особой приватности документов или в тех случаях, когда просто могут себе позволить расходовать дорогую органику на такие глупости…
– В обед ваш информатор приходил, тот бомж-азиат, оставил это, – вложив бумажный огрызок в протянутую мною ладонь, парень немного помялся рядом, но видя, что я не собираюсь открывать записку при нем, вздохнул и ушел обратно внутрь департамента. Еще некоторое время я курил, прислонившись плечом к колонне на крыльце и рассматривая стоящий напротив небоскреб №11, в котором жил последние 25 лет, потом глазел на набрякшее тучами свинцовое небо, готовое вот-вот разразиться мерзостно-химозным дождем и, наконец, отправив окурок в урну переработки, развернул клочок бумаги.
«У Джесси. По вашему делу».
Всякую сонливость и раздражение сняло в один миг. Мой информатор, Ма Тонг, азиат американского происхождения, пронырливый и чрезвычайно полезный бродяга, уже давно помогал мне собирать информацию о самых разных людях и делишках, что эти люди проворачивали на улицах Детройта. Но моим делом было только одно – дело об убийстве моей жены.
Я знал, кто её убил и знал почему. Но добраться до этого ублюдка не мог, слишком уж велика была социальная разница между детективом полицейского департамента Детройта Юрисом Ливану и одним из ведущих менеджеров MACHINERY ARMS, Генри Смитсоном. И сейчас Ма Тонг сообщал мне, что ждет меня в баре Джесси, и что у него есть информация для меня. Сообщал это по старинке, аккуратным убористым почерком карандаша на клочке бумаги… Глянув на зажатую в руке записку внимательнее, я вдруг понял, что это обрывок формуляра. Он был покрыт неравномерным слоем грязи и пятен, но выступающие из глубин волокон бледно-зеленые буквы я еще мог различить благодаря полицейской оптике. M, H, Y, A, S. Убрав записку во внутренний карман плаща, я накинул капюшон на голову, закрываясь от медленно капающих с неба тяжелых капель надвигающегося ливня и быстрым шагом отправился на встречу с информатором.
Предоставленный мне отпуск вдруг обрел смысл.
В бар Джесси я заходил под громовые раскаты, радуясь, что плащ из синтетических полимеров не промокает, как и форменные штаны. Зал в баре был полупустым, что не удивительно – в такую погоду мало кто захочет брести по неуспевающим уходить в канализационные сливы потокам грязной, маслянистой воды, чтобы пропустить стопочку-другую, даже если её будет наливать такая очаровательная барменша. Полицейская база импланта в моем глазу бодро подсветила нескольких посетителей, оповестив о совершенных