hasis>Все персонажи и события вымышлены, а совпадения с реальными людьми случайны
Ты стоишь своих откровений
Я, я верю, что тоже стою
Ты гений, я тоже гений
Если ты ищешь, значит, нас двое…
Я хорошо помню свою последнюю поездку в отпуск с родителями. Мне было 18 лет. Еще слишком мало, чтобы отправляться за границу с друзьями, но уже слишком много, чтобы отдыхать с родителями. Я это осознавал в полной мере, однако, моря и солнца хотелось сильнее, чем стесняться, поэтому и согласился. В общем, не только согласился, но и радостно устремился. Мы с мамой и папой отправились к берегам студеного озера Иссык-Куль, окруженного цепью горных хребтов. Благо, ехать было недалеко, всего одну бессонную ночь в автобусе, и к завтраку ты уже там, помятый, но довольный. Мы бывали на Иссык-Куле множество раз в течение моего детства, так что все там было родным и знакомым. Там вообще мало что менялось в те времена, ведь на дворе стоял самый конец 90-х. И в этот раз все было также, кроме одного – в этот раз изменился я сам. Но это я осознал не сразу.
Мы поселились в огромном санатории, хранящем в себе потускневшие, но все еще явственные следы советской эпохи. Семиэтажный корпус с балконами выцветшего голубого цвета; выложенные серой плиткой широкие дорожки, ведущие к озеру; водогрязелечебница, окруженная старыми высокими соснами; скрипучая калитка системы «карусель»; ржавые грибочки на песчаном пляже; поросшие травой подмостки старой танцплощадки и, конечно, циклопических размеров столовая, впитавшая в себя запахи всех обедов и ужинов за последние лет сорок. А эти обеды едва ли когда-то могли похвастаться изысканностью и разнообразием. Все в этом месте отдавало какими-то ложными воспоминаниями из советского кинематографа, когда ты вспоминаешь события, которые происходили не с тобой и не в твоей жизни. Похожие ощущения я еще раз испытал, когда впервые попал в Крым, и меня подбрасывало от каждого знакомого по фильмам названия или пейзажа. Словно ты встречаешь в реальности полюбившегося киногероя и хочешь ему что-то сказать, а потом понимаешь, что вы с ним вовсе и не знакомы, и ты не участвовал в тех событиях, которые происходили с ним. Ты просто наблюдал.
Отдых наш был размерен и подчинен местному расписанию. Завтрак, пляж, обед, послеобеденный сон, пляж, ужин, прогулка. В то время, которое мы не проводили на пляже или в столовой, мои родители проходили какие-то лечебные процедуры, а я слонялся по неухоженной территории санатория с плеером, не находя себе места. Однажды я даже случайно наткнулся на маленькую библиотеку с дремлющей внутри пожилой тетушкой, и это сильно скрасило мое томительное пребывание в санатории. Я был едва ли не единственным посетителем этой библиотеки, что мне очень льстило, и потому все книжные фонды были к моим услугам. Но чаще мне все-таки было скучно и одиноко. Не душа Шарко и электрофореза жаждала тогда моя молодая душа, а чего-то совсем иного.
Кроме всего прочего, во время нашего пребывания в санатории туда завезли большую группу стариков, видимо, попавших под какую-то социальную государственную программу. Все они выглядели похожими друг на друга – седобородые, невысокого роста, одетые в потертые пиджаки и с обязательным кыргызским войлочным колпаком на голове. Мы между собой шутили, что неожиданно попали на всесоюзный съезд стариков Хоттабычей. Было их так много, что в столовой зачастую не хватало свободных столов, и мне иногда приходилось обедать вместе с незнакомыми людьми. Это не раздражало, скорее придавало происходящему особенный, непривычный декадентский колорит. Когда вокруг тебя так много стариков, ты и сам невольно начинаешь ощущать себя таким же. Сложно вообразить более странное место для летнего пляжного отдыха. Но что-то в этом было.
То лето выдалось богатым на пасмурные дни, непригодные для купания. В такие дни я просто валялся в номере, читал Айзека Азимова и записывал для друзей в блокнот свои небогатые наблюдения и впечатления. В остальное же время мы старались находиться у воды, купались, загорали, а после ужина обязательно выходили на вечернюю прогулку по пляжу. Было невыносимо прекрасно брести по мягкому, медленно остывающему песку, глядя в темное, усыпанное звездами небо. Такого бескрайнего звездного неба я больше не видел нигде, в него хотелось нырнуть, как в омут. Каждый раз, доходя до воды, мы поднимались на деревянный пирс, в конце которого подслеповато моргал одинокий фонарь, облепленный телами мотыльков и другой мелкой мошкары. Мы неспешно шли, прислушиваясь к плеску воды где-то внизу, между свай, поросших склизской тиной, говорили о разных глупостях и пытались рассмотреть далекие огоньки на противоположном берегу озера. Эти моменты я всегда очень любил, они были волшебными.
Подобные вечерние прогулки были обычным делом в любой из наших приездов на Иссык-Куль, это была традиция, но в этот раз даже они не приносили мне такого сильного удовольствия, как раньше. Все потому, что я мысленно представлял себе, как чудесно было бы оказаться здесь вдвоем с любимой девочкой, которой у меня на тот момент еще не было, и мне становилось грустно. Уж очень хотелось