раной крайнего севера. Начало своего неумолимого шествия тьма взяла со стороны моря, и прибрежные города пали первыми. В Анталте началась паника, беженцы заполнили деревни и города. Тот ужас, о котором они рассказывали, наполнял души людей страхом, пробирающим до костей.
Люди рассказывали, что от моря идет несметная армия бессмертных духов, во главе с ужасным монстром, убивающим всех на своем пути: женщин, детей и даже домашних животных. Никто не мог ждать пощады, никто не мог надеяться, что война закончится нашей победой.
В моей родной деревушке, Светзаре, тоже появились беженцы. Не сразу, а спустя полгода после начала войны, когда все прибрежье уже захватили, и бессмертная, по словам беженцев, армада двинулась вглубь страны. До нас вести доходили долго, поскольку Светзара – одна из самых богом забытых деревушек в стране, на границе с Ледяной пустошью и Ледвигой. Желающих отправиться в нашу глухомань, стоящую почти на краю мира, всегда было немного, и вдруг целый поток беженцев, идущих даже не в Ледвигу, а прямиком в бескрайнюю Ледяную пустошь, из которой еще никто не возвращался. Вся деревня пыталась их отговорить от этого безрассудного поступка, но беженцы были настолько напуганы, что, невзирая на наши слова, решались на такое безумное путешествие. Все потому, что Ледвига вступила в войну. Казалось бы, хорошая новость, однако было слишком поздно, и тьма уже начала захватывать земли соседей, не оставляя ни шанса на спасение.
Именно в тот день я и оказалась в начале своего пути, который привел меня сюда, к концу. Возникла же мысль: собрать всех своих и податься в пустошь вместе с беженцами, но я не сделала этого. А на следующий день прибыли полицаи рекрутировать добровольцев.
Ну как добровольцев, выбора-то особо не было. Либо все подходящие по возрасту и способные держать оружие мужчины семьи соглашаются служить, либо всю семью вырезают, как свиней. Моей семьи это тоже касалось, хоть отец и был жрецом в местном храме Спасителя. В семье у нас четыре девочки, я – самая старшая, восемнадцать лет исполнилось. Мать умерла пять лет назад, рожая младшую из сестер, так что у нас остался один отец и больше никого. Вся деревня взбунтовалась, когда пришли к нам в дом забирать отца. Испокон веков жрецы не воевали, им запрещено проливать кровь где-либо кроме жертвенного алтаря. Начался бунт, ещё немного и всех жителей деревни просто бы перерезали, если бы один из полицаев не заметил, что отец мой стар и хромает, не сможет не то чтобы ударить, меч поднять.
Здесь-то мы всей семьей вздохнули с облегчением, пока не узнали, что из семей, где нет мальчиков, забирают девочек, не для сражений, а для работы на кухнях и в больницах. Конечно же, забрали меня, так как всем остальным сестрам не было и десяти лет. Так началась моя новая жизнь при штабе на западном фронте. Не скажу, что было легко: весь день на кухне готовишь на триста человек, а потом ночью не можешь уснуть под крики раненых в медпункте.
Я видела тела, изувеченные настолько, что с трудом верилось: была ли эта груда мяса раньше человеком? Слышала жуткие истории тех, кому посчастливилось вернуться с фронта, но сама не сражалась. Это ещё мне повезло с распределением, например, девочка из моей деревни, которую забрали одновременно со мной, попала к магам. Там смертность чудовищно жуткая, так что шанс вернуться домой у нее очень невелик. Мне же остается надеяться, что для меня ещё не все потеряно, и я смогу снова увидеть сестер и отца.
Глава 1. Настасья.
Спустя год, как я покинула родную деревню, мы с ней встретились, с моей подругой по несчастью. Как оказалось, эта встреча очень повлияла на мою судьбу.
Одной из обязанностей, которые возлагаются на военной кухне, является подача яств высшему командованию. Командование я не люблю, слишком уж наслушалась за год их откровенных мыслей по поводу этой войны. Наш король жаждет власти и, невзирая на то, что почти половина страны пала под захватчиками, бредит захватом горной Ледвиги, ослабленной этой войной так же, как и наша собственная страна. Мне-то, как повару, хорошо известно насколько уменьшились пайки солдат за этот год. Страшно от одной мысли, что, возможно, дома сестренки также голодают. Эти же мракобесы – генералы и военные начальники – еле помещаются в собственные мундиры.
Тьфу, на них, гадов несусветных, чтобы они косточкой в лососе подавились!
Одно хорошо, когда привозят для них продукты, могу немного припрятать для того, чтобы потом накормить раненых. По одному из указов тех самых военачальников раненым полагается лишь половина от пайка здоровых солдат. Бедные мучаются не только от боли, но и от голода. Очень часто ночью слышу, как какой-нибудь молодой паренек, с оторванной рукой, которому и пятнадцати зим не миновало, просит корку хлеба. И это в то время, когда штабные крысы жрут так, что за ушами трещит!
Иногда так и тянет подмешать в изысканный рулет какой-нибудь отравы, чтобы эти нелюди мучились поносом! Но нельзя, за такое и головы лишиться можно, а кто тогда будет втихаря раненых подкармливать? Да и о сестрах подумать надо, что будет с ними, если я не вернусь? Папа уже стар, надеюсь, что он еще жив и смотрит за девочками.
Все, что у меня есть – это надежда, что эта война скоро закончится. Каждый из нас на это надеется…