доброе, светлое. Сознательно созидал социализм.
При резком возврате государственной политики назад, в давно пройденную эпоху исторического развития, не принял её. Считает вынужденной необходимостью приспосабливаться к временно происходящему с целью сохранения и защиты работающих с ним, идущих за ним.
Поэзией занимался его отец, Раков Евгений Павлович (псевдоним Евгений Мраморов). Геннадий Евгеньевич, будучи полностью загруженным на производстве, с трудом выкраивает минуты из своего напряжённого графика для литературных зарисовок, рассказов, коротких повестей. Это его первый сборник избранных произведений.
Первый класс
В Алма-Ате и Актюбинске, после Колымы, жили мы недолго. Года два, не более. Помню, как язык зимой к железной ручке приморозил – отливали тёплой водой. Как Сталин умер и все плакали. Как наводнение было от резкого таяния снегов. И где? В степи, где до ближайшей реки больше тысячи километров. Как крупный град нашего телёнка, привязанного за колышек на полянке, во время страшной грозы чуть до смерти не заколотил…
В общем, не прижились. Собрались переезжать в Барнаул. Мы с мамой и сестрой первыми, по направлению «Гидрометцентра». Отец должен был дождаться замены, сдать метеостанцию – и тоже в Барнаул.
В Барнауле мы были в середине августа. Мне в школу, в первый класс идти. Сборы занимали много времени. Иногда удавалось на реку сбегать. Пристрастился на самодельную удочку рыбу ловить. Забредёшь по колено в воду и ловишь. Рыбка так себе, никакая: мальки да пескарики мелкие. Однажды шёл-шёл по воде – и нырк. Обрыв. Кругом вода, ничего не видно, стал захлёбываться. Плавать в степи не научился. Словом, хана.
Не успел ни о чём подумать, как чувствую – чья-то сильная рука за воротник вытащила меня из воды.
– Неместный, кажись. Наши сюда не суются, метра три глубиной яма. – Поставил меня на берег. – Мальчик, а если бы меня не было поблизости? Где твои родители? Почему одного на реку отпускают? Беги домой, пока не простыл, ишь как холодно. Вода холоднющая.
– Спасибо, дяденька. – Я стоял, приходя в себя от случившегося, и смотрел на своего спасителя.
– Марш, кому сказано.
До конца не поняв, чего сейчас избежал, я поплёлся домой без уплывшей удочки и убежавшей рыбы.
Жили мы недалеко от реки в маленьком, стареньком покосившемся домике в одну комнатку. Из мебели в нём было две железные односпальные кровати, на одной из которых спала пожилая хозяйка, на другой мама с сестрой; комод, стоявший около входной двери, на котором спал я; столик кухонный из отёсанных досок и иконка в углу, под потолком.
Мама была на работе. Хозяйка переодела меня, отогрела чаем. Пронесло, не заболел. Чтобы больше со мной не случилось чего – окрестили в церкви.
В школе по советской традиции первый класс начинался с первого звонка, знакомства учителей с учащимися. Всё как всегда. Я ходил в школу, вёл себя примерно. На уроках сидел тихо, запоминал, что говорила учительница. Дома делал домашние задания. Получалось хорошо. Когда кто-то из учеников был не готов и получал двойку, думал, как это можно не выучить урок? Сиди, слушай, запоминай – будешь всё знать.
Если вертеться, безобразничать – всё пропустишь, тогда и получишь двойку.
Учительница меня хвалила: «Талант, гений. Всё помнит. Не успею стих прочитать – уже руку поднимает и рассказывает наизусть. Божий дар в ребёнке, далеко пойдёт».
Полгода пробежало незаметно. Приехал отец.
– Не получилось направление в Барнаул. Отсылают в Усть-Кабырзу, в Кемеровскую область, начальником метеостанции, а тебя, Маша, – метеорологом. Собираемся. Там дом большой, лес, ягоды… Поживём сколько, потом, может, получше куда пошлют, в город.
Что собирать? Собирать-то и нечего. Пара чемоданов – и поехали.
Учительница, выдавая ведомость успеваемости с одними пятёрками, без устали восторгалась перед мамой моими успехами и талантом:
– Готовьтесь, станете мамой великого человека. Какой ум, какая память… Я вам говорю – далеко пойдёт.
На поезде добрались до Таштагола. Дальше? Это целая история. Дорога в Кабырзу (шестьдесят километров) была только зимняя. Ездили по ней только на санях, конях. Иногда трактор таскал грузы на санях. И что теперь делать? Зима, двое детей. Ни гостиниц, ни знакомых. Напросились переночевать у добрых людей. Отец где-то бегал, хлопотал.
– После обеда трактор едет, нас посадят в сани, доедем.
Дошли до какой-то конторы на краю Таштагола. Возле неё стоял в снегу маленький закопчённый тракторишка с прикреплёнными большими санями, изготовленными из остроганных топором брёвен. На санях уже был загружен груз.
– Залазьте в сани, садитесь здесь в уголок, тут поменьше ветра. – Дали два тулупа. – Не околеете. Хоть и не трескучий мороз, а за шесть часов на улице зимой не каждый выдержит. Малого в кабину посадите. Не совсем удобно, но теплее.
Мы отправились. Меня посадили в кабину трактора на сиденье рядом с трактористом, рычагами и какими-то железяками.
Трактор по-звериному