рукой он придерживал поводья, другая лежала на рукоятке шашки, хотя никакой непосредственной угрозы сейчас не было. Такое положение руки выдавало нервное состояние всадника. Голубые глаза молодого полицейского с погонами урядника, были прикованы к берегу реки.
– Вижу, но не могу поверить, что такое возможно, – сказал он.
– Мало ты ещё повидал, – ответил второй всадник. Он был одет также, как и первый, только был значительно старше, а обветренное лицо покрывала сетка морщин.
– Какие родители на такое способны? – удивился молодой полицейский.
– Много таких! Мы часто находим трупы детей. Нужда, болезни… Они самые беззащитные, поэтому детских трупов больше, чем взрослых. Ты ещё привыкнешь к этому, Ваня.
– Не уверен, что к такому можно привыкнуть, – ответил Иван.
– Нужно привыкнуть, иначе как служить в полиции? Чтобы не думать постоянно о таких случаях, человек и привыкает. Человек – он, Ваня, ко всему может привыкнуть, даже к войне. А там ужасов не в пример больше, чем здесь, – Сивцев кивнул в сторону младенца.
На какое-то время полицейские замолчали, не сводя взгляда с погибшего младенца и полностью погрузившись в свои раздумья. Затем Трегубов нарушил молчание:
– Но на войне солдаты, а не дети. Там или ты, или тебя, а здесь убили собственное дитя.
– Они не смогли убить, – сказал пожилой полицейский.
– Почему Вы так думаете? – удивился Иван.
– Опустили в реку живым. Даже люльку не пожалели. Утешили себя тем, что вдруг божий промысел его спасет. Думаю, что он был жив, когда его в реку бросили. Филимонов мог бы точнее сказать, но, думаю, замерз малец. Смотри, какого он цвета. Ночью были заморозки.
– Всё равно убийцы – это родители. Нужно их найти! Как они могли совершить такое? Как мать может так относиться к собственному ребенку, которого выносила?
– Где ж ты их найдешь? Такое не раскрывается, – посетовал Сивцев. – Ежели сами убили, то и не заявят, а найти – не представляю, как.
– Я найду, придумаю как, – задумчиво проговорил Иван.
Со стороны улицы послышался конский топот. Полицейские отвернулись от своей страшной находки, чтобы посмотреть, кто это так торопится. В поле зрения показался ещё один всадник в шинели. Трегубов и Сивцев узнали в нём городового.
– Сивцев, Трегубов, вот вы где! Обыскался, – городовой увидел на берегу труп ребенка и осёкся.
– Что искал то? – спросил старший из полицейских.
– Илья Петрович требует Ивана Трегубова к себе срочно, – не отрывая глаз от люльки с мертвым младенцем, ответил городовой.
– Что случилось? – спросил Иван.
– Женщина на Верхне-Дворянской погибла. Хотят разобраться: сама или помог кто.
Трегубов отвел взгляд от жуткого зрелища на берегу и вопросительно посмотрел на Сивцева.
– Поезжай, я справлюсь, – ответил тот, а затем обратился к приехавшему городовому. – А ты, Антонов, поможешь.
Иван развернул лошадь и направился от Упы в центр города. «С чего это, интересно, я потребовался Столбову», – подумал он. После дела скопцов между ними наступило некоторое охлаждение. Иван понимал, что много лишнего тогда сгоряча наговорил своему начальнику. Но, тем не менее, продолжал считать, что в целом был прав он, а не Илья Петрович. Нельзя идти на компромиссы с такими людьми, как Мартынов, представлявший общину скопцов.
У небольшого двухэтажного особняка на одной из центральной улиц Тулы, где обитала зажиточная часть горожан, Иван увидел своего товарища по службе урядника Петренко, стоявшего снаружи у дверей. Десяток зевак разных возрастов и сословий допытывались у него, что случилось, забрасывая его вопросами. Но не тут-то было, Петренко держался, как кремень.
– А, Трегубов… Давай лошадь и проходи, Петрович ждёт тебя, – сказал он, заметив прибывшего Ивана.
Трегубов спешился, подал поводья полицейскому и вошел в дом. Снаружи он, действительно, казался небольшим, но внутреннее убранство было богатым: новая мебель, ковры, фарфоровые вазы на столиках вокруг огромного зеркала в позолоченной оправе. Иван глянул на себя, пригладил волосы на голове, которые пришли в беспорядок под фуражкой, и прошел дальше.
Гостиная тоже была небольшая, вдоль правой стены начиналась лестница на второй этаж. Она шла полукругом и заканчивалась балконом с балясинами. Наверху стоял Столбов – немного полноватый мужчина за пятьдесят в мундире пристава – и внимательно смотрел вниз. Проследив его взгляд, Иван увидел тело женщины, лежавшей на полу, покрытом пурпурным ковром. Рядом с телом стоял ещё один полицейский, в котором Трегубов узнал урядника Семёнова, некогда работавшего на Курско-Московском вокзале рабочим.
– Мы тебя уже давно ждём, – вместо приветствия сказал он Ивану.
Трегубову послышалось в голосе Семёнова легкое раздражение, но он не обратил на это особого внимания, поскольку знал, что его сослуживец всё происходящее с ним воспринимает очень эмоционально.
– Антонов нас найти не мог, –