По дороге, чтобы весь день не таскать портфель, прятал его под Минеевским мостом в зарослях репейника и полыни, там, где у третьего трамвая разворот от Станционной к стадиону «Текстильщик». Место совершенно тихое, безлюдное. После этого шёл беззаботно гулять по городу. У окружающих мои прогулки не вызывали подозрения. В то время повсеместно школьники учились в две смены. Только к Станционной, где школа, близко не подходил, чтобы меня кто-нибудь из учителей или учеников случайно не заметил.
Несколько раз издалека я видел, как Лёшка Николаев топал на уроки, пиная перед собой портфель по асфальту, и как Юра Леонов, мой закадычный друг, направлялся на уроки со стороны железнодорожного вокзала.
«Правильно, давай поторапливайся, пятёрочки получай по любимому английскому!» – мысленно подгонял я товарища.
Прилежные ребята, они спешили, чтобы заниматься всякой там математикой, а я устремлялся в «Великан», на утренний киносеанс. Он начинался одновременно с занятиями в школе. Денег, что родители давали на обед, хватало для покупки билета и ещё на сливочное мороженое оставалось. В «Великане» имелось два зала: нижний и верхний. Это в школе никакой свободы, а здесь можно было что-то выбрать поинтереснее. Жаль только, «Фантомаса» в это время не показывали. Каждый день на него ходил бы!
А после кино я медленно двигался домой через парк на Красной Талке. Бросал камушки в речку, слушал птиц. Дни проходили прекрасно, и домашние задания готовить не надо было.
Родители ничего не подозревали, а друзья думали, что я болею простудой. Как-то специально позвонил Вовке Артемьеву и, захлёбываясь кашлем, объяснил, что гриппую под домашним присмотром и в школе скоро не появлюсь. И навещать меня не следует: грипп – коварная болезнь, могу весь класс заразить и любимых учителей тоже. Поэтому в школе никто не беспокоился по поводу моего отсутствия на занятиях. Все поверили в мою болезнь.
В то же самое время родители полагали, что я исправно учусь. Я ещё и парочку оценок хороших себе поставил в дневнике и расписался за учителей. Чтобы маму с отцом не волновать. О том, как долго это будет продолжаться, я не задумывался. Это называется «живи и не пекись о завтрашнем дне».
Но в один чёрный для меня день счастье закончилось. Какой-то гражданин случайно нашёл мой тайник с портфелем. Спрашивается: чего его понесло под мост в эти кущи?! Бдительный доброхот, волнуясь, не случилось ли что с ребёнком, отнёс портфель в школу. Начался кипеж. Директриса Татьяна Борисовна сразу позвонила родителям на работу. Подняли на ноги всю городскую милицию, а я в это время сидел в «Великане», «Джентльменов удачи» смотрел, шоколадную мороженку облизывал.
Домой, естественно, вернулся без портфеля, весь в репейнике. Ещё бы, битый час ползал под мостом в этих зарослях! Надо было видеть, как родители наслаждались сценой, когда я выкручивался насчёт того, куда подевался мой портфель. После разоблачения, признания и искреннего раскаяния до слёз отец меня выпорол, а в школе на следующий день я был исключён из пионеров.
Старшая пионервожатая Вилена Евтихиановна заходилась на всю катушку: что таким, как я, не место в лучшей школе города и что я позорю пионерскую дружину, Тимура, чьё имя носит отряд, учителей и родителей. После неё меня дружно стали осуждать одноклассники. И никто не пожалел невезучего прогульщика. Тщетны были мои надежды, что хотя бы Маринка Проничева, самая добрая девочка в классе, промолчит. Набросилась на меня вместе со всеми. Так вот, когда перед всем классом с меня снимали красный галстук, даже Юра Леонов неистовствовал:
– Я думал, что он друг, а он всех нас бросил и один гулял по городу, ходил в кино, а в это время мы двойки по математике получали.
Было неясно, на что конкретно обижался Юра. Но тоже без колебаний требовал исключения из пионерии.
И Танька Бачурова следом:
– Таким плохим мальчикам, как Коля, не место в нашем отряде имени Тимура!
– Предатель, – вынес окончательный приговор Лёшка Николаев. – Настоящий предатель!
Так я стал изгоем в глазах всех этих правильных тимуровцев!
И тут в нашем классе появилась она, Кристина. Так её представила классная руководительница Мария Ивановна.
– Не Кристина, а Христина, – поправила её эта новенькая девочка. – А фамилия моя – Рипка. И не называйте меня по-другому.
Стояла такая маленькая и беззащитная. Две тёмные косички и глаза точно угольки.
Но всё равно все её звали Кристиной. И не Рипкой, а Рыбкой или Репкой. Она пробовала обижаться, но потом перестала обращать внимание. Несмотря на свою миниатюрность, девочка стала самой заметной в классе. В школу всегда ходила вся в чёрном и без красного галстука. Сначала я думал, что тоже хулиганка или двоечница. Раз не пионерка. И посадили её за парту в самом конце класса, рядом с отстающими. Почуяв родственную душу, я быстро перебрался к ней за одну парту. Она не возражала.
Когда познакомились, оказалось, что она дочь священника. Несмотря на свою одежду, очень даже добрая и весёлая. Только перед другими не раскрывалась и держалась настороженно. Умела казаться строгой, такой маленькой