размашистые следы алой помады. Она не плакала, лишь смотрела пустыми глазами на его изнеможденное худое лицо. Внезапно больной резким движением выдернул ладонь, рот его открылся, как у рыбы, потрескавшиеся губы яростно зашевелились.
–Подайте воды! – вскрикнула женщина.
Доктор поспешил поднести стакан, но мужчина на постели порывисто замахал руками, небрежно замотал головой, как в припадке, и выбил его из рук врача. Граненное стекло, звонко ударившись о деревянный пол, разлетелось по комнате крошечными острыми осколками.
– Paula! Se enteraron… Нас нашли! – мистер Аллертон бился на постели, задыхаясь от ужаса.
– Это я- Маргарет! Твоя жена, дорогой, ты помнишь? – женщина схватила его по рукам и выпытывающе всматривалась в глаза, но больной уже затих, его тело, как тряпичная кукла, всем весом разом повалилось на кровать, – Оставьте нас с мужем наедине!
Доктор Гиллеберт помялся у двери, теребя руками смятый платок, но миссис Аллертон смерила его ледяным взглядом: «Сейчас мне не понадобится ваша помощь».
Спустя пол часа женщина вошла в гостиную, где уже сидели двое.
–Ох, Джозеф, добрый вечер. Должно быть мистер Гиллеберт уже рассказал вам новости, – она, пошатываясь, прошла вдоль комнаты к буфету, взяла бутылку Balvenie и, добротно плеснув виски в стакан, опрокинула его залпом. Затем разлила на троих, раскинула по бокалам кубики льда и подала гостям: «Прошу».
Стояла гробовая тишина, никто не решался нарушить молчание. За окном тем временем уже выл ветер, от его мощных порывов зазвенели оконные стекла. Миссис Аллертон небрежно опустилась в продавленное мягкое кресло и заговорила первой, белесыми глазами смотря в окно, на вздымающиеся черные волны.
–Когда мы с Джеймсом поженились, мой отец уже тяжело болел. После его смерти, нам отошла небольшая рыбная лавка, да старая худая лодка. Джеймс каждое утро уходил на ней далеко в море, а я работала в лавке торговкой- продавала, то, что удалось поймать. Одним утром, он взял меня в плаванье, и ближе к ночи мы попали в шторм, такой, как сегодня. Помню, нашу лодку мотало на волнах до первых лучей солнца, Джеймс не выпускал из рук весел много часов, держа её носом к волнам. Я тогда думала- мы скоро сгинем. Море успокоилось утром, Джеймс уже лежал на дне лодки и почти не дышал, я уложила его голову себе на колени, чтобы заслонить от палящего солнца. Я не знала, куда грести- вокруг вода и больше ничего. Нас подобрал местный рыбак спустя несколько часов: обезвоженных, изнеможденных, у Джеймса была сильная лихорадка.
Миссис Аллертон неожиданно замолчала. Она заметила, что искусала высушенные синеющие губы так, что на них появились кровавые подтеки. Женщина не слушавшейся рукой встряхнула темные с проседью волосы, которые когда-то были завернуты в пучок, но теперь растрепались и прилипли к её взмокшему лицу. Повернула взгляд к собеседникам и продолжила говорить.
–В лихорадке и бреду он постоянно звал меня- Маргарет, Маргарет…А когда пришел в себя, сразу спросил: «Она жива?». Он говорил, что до конца своих дней будет моим защитником и покровителем, а затем, когда родилась Андреа, говорил это и ей. Теперь он зовет меня другим именем…Что-то мне нездоровится.
Миссис Аллертон тяжело поднялась, шаркая ногами, начала пробираться по комнате к буфету, схватилась дрожащей рукой за голову; перед глазами у неё явно кружило. Доктор Гиллеберт поспешил подхватить женщину под локти, но она рассыпалась в его руках, словно песок, и начала припадать на пол. Джозеф бросился к телефону, оттуда послышались лишь далекие глухие гудки, видимо, шторм оборвал провода- связи с ближайшим островом не было. Врач приказал срочно подать лекарство, параллельно прощупывая у женщины пульс, но сердцебиение остановилось.
Когда Джозеф, запыхавшись, вбежал в комнату, доктор Гиллеберт уже стоял на коленях перед неподвижным телом женщины и то припадал к её губам, то надавливал всем весом ей на грудь- с его лба струились капли пота, он порывисто дышал, неотрывно глядя на её бледнеющее лицо.
Джозеф подошел сзади и легонько тряхнул доктора за плечо: «Эммануэль, прошу, хватит». Мистер Гиллеберт отпрянул- женщина была мертва, она спокойным пустым взором полузакрытых глаз смотрела на стену, где в резных деревянных рамах висели портреты семьи Аллертонов. Доктор упал на спину, провел руками по чернявым мокрым волосам, с силой надавил пальцами на закрытые веки и вдруг зарыдал, срываясь на крик.
–Прощай, Маргарет, – Джозеф, стоя над телом женщины, снял шляпу и перекрестился. Затем взглянул на напольные большие часы.
Стрелки показывали 23:45.
Неделю спустя. Берлингтон.
Шаг. Еще шаг. Спуститься по лестнице. Выйти за ворота. Сесть в машину.
–Милая, если страшно- скажи. Мы отложим поездку на другой день, – мама появилась сзади совсем незаметно, нежно обняла мои плечи и опустила голову, её теплое дыхание щекотало шею.
Я стояла на крыльце дома и чувствовала, как по телу катится крупная дрожь, ноги онемели от самых кончиков пальцев, паника нарастала- от голеней все выше и выше, к животу, затем к груди- и вот горло уже пронзила тошнота. Мои руки непроизвольно вцепились в дощатые