Среагировала система управления мозговой деятельностью, или, сокращённо, Сумод: она на позывной выдала ответное сообщение. Очень скоро Эмиль уже нёсся просторами Космоса к Атэре.
Летел один, поскольку тело лже-Ванана сразу же, в горячке, на эмоциях, поместил в камеру утилизации. И только, когда капсула с прахом было вышвырнута в космос, почувствовал раскаяние и горечь. Но… дело было сделано.
Возвращение проходило в полусне. Эмилю казалось, что это не он, а кто-то другой одарён необыкновенной удачей. Отчего всё его существо порхало в некоем иллюзорном пространстве. Сердце то колотилось в неимоверном волнении, то обрывалось и летело в бездну особенного блаженства.
Оказалось, Эмиль отсутствовал на Атэре почти месяц. Улететь с Сопкой, к счастью, удалось сравнительно недалеко. Это и спасло.
Когда корабль пристыковался к входному модулю Атэры, появился сам Вересков. За его спиной волновалась ликующая толпа, в которой мелькала физиономия дружка, Гени Никушкина, лица коллег и знакомых.
Бурлила вся Атэра, встречая “космического скитальца” – так окрестили Эмиля на одном из новостных каналов планеты. Событие чем-то напоминало встречу Гагарина, после его знаменитого полёта. Объятия, рукопожатия, речи и многочисленные беседы, интервью – пролетели одним мгновением!
В этой радостной суматохе не покидала мысль о Лэсли. Он вглядывался в проплывающие людские реки. Но, ставших родными, глаз не находил. Подспудная тревога нарастала, накрывая тусклой тенью невероятный праздник души.
Наконец, официальные мероприятия завершились, и они с дружком уединились в боксе Эмиля. Пока Геня делал заказ на ужин с привычным чаем, Эмиль не удержался:
– Среди встречающих я не увидел Лэсли, как она?
Геня покривил губы и глубоко вздохнул:
– Знаю-знаю, как она тебя зацепила. Тянуть и темнить не стану, и положенные предисловия отброшу. Ушла она…
– В смысле?…
– Сняла ограничения в Сумоде на чувство горя и – умерла…
Эмиль резко вскочил, подошёл к стене, где зеленела, укрывала ароматами знакомая лесная поляна и закрыл глаза рукой. До боли в дёснах сжал зубы, сдерживая стон. Картинка на стене потемнела, подул резкий ветер и пахнуло грозой.
Геня поднялся, подошёл к другу:
– На неё навалилось всё: крах “познаек” с их идеей воплощения справедливости, разочарование в соумышленниках и твой смертельный астероидный финт. Однако шибко не переживай – включи психологическую защиту в Сумоде и всё забудется, как детский сон.
– Нет… Не хочу так. Пусть будет по-земному: помучаюсь, окунусь в работу, там и оклемаюсь. А то ведь душа превратится в машину: когда захотел включил, а не понравилось что-то – выключил.
– Может, ты и прав, – вздохнул Геня и сел на место.
Ужинали молча: Геня был хорошим другом: лишними вопросами и напутствиями не напрягал. Без слов решили перенести предметный разговор на потом.
Прошло время…
Положенный после космических передряг “карантин” подходил к концу. Последние дни Эмиль практически не выходил из жилого бокса. Даже Геня не знал – мог только предполагать, что варилось в душе дружка и чем был занят его пытливый мозг.
Их первая основательная беседа стала для Эмиля прорывом, откровением; как выход из депрессии, как переход в привычное состояние деловой и научной активности.
Геня ввалился в бокс с “фирменной” иронией:
– Я начинаю закисать на Атэре. Представь, иногда ощущаю себя овощем, который забыли съесть, отчего продукт стал портиться.
Визит друга, его пересмешки пахнули на Эмиля порой далёкой юности. Тогда всё казалось по плечу, тянуло в дали и космическую высь. Он засветился взглядом и не остался в долгу:
– Ну, тогда нужно тебя встряхивать, дабы все вредные бактерии улетучились. Я как раз подошёл к тому краю, когда мысли уже вызрели, а руки неимоверно чешутся сорвать плоды. Короче, выдаю резюме моих бдений: пока я общался один на один с космосом, и отбывал отдых, возникла плодотворная, возможно даже, реализуемая идея. Тебе, как человеку далёкому от науки и техники, первому представлю мой вымученный в момент безделья проект.
Геня расплылся:
– В твоих очах и словах появились признаки прежнего фанатичного, где-то даже оторванного от древа бытия, Мили. Выслушаю безоговорочно, и даже не перебью. Но критиковать буду до одурения.
– Это, как положено, – заулыбался Эмиль. – Тогда усаживайся поудобнее, делай умную мину и пытайся вникнуть в не очень бредовые идеи.
Летел я по космической бездне, смотрел на звёзды и думал: вот бы побывать на других планетах. Желание, в общем-то, понятное и до безобразия неоригинальное. Но – посетила меня как-то мысль: а если путешествовать не самому, а в образе виртуальном…
Эмиль выдержал паузу, а Геня искривился, заёрзал на месте, но промолчал.
– Поскольку ты уже заинтриговался, то выдаю общую схему рассуждений: для человека-путешественника