жарком мареве пустыни, но перед глазами остались блики от сверкающих сфер. Я обернулся. Анрика сидела на большом камне и чесала живот Фиалке. Корова разлеглась на спине, растопырила все шесть лап и блаженно урчала, когда пальцы скребли ее толстую кожу между выступающих сосков.
– Нет, – сказал я, поняв, что держу в руках свою карту. Возле меня на песке были начерчены линии, и я стер их ладонью. – Это правда.
– Почему ты так уверен? Может быть, это лишь твои фантазии?
Анрика неосторожно задела засохшую рану, Фиалка взвизгнула, перевернулась на живот, поднялась на ноги – тоненькие, как хворостинки (удивляюсь, как коровы могут на них так быстро бегать), и обиженно ушла, насколько ей позволила длина привязи.
– Просто знаю, – ответил я.
С недавних пор, после возвращения из видений в реальность, я обнаруживал нарисованные возле себя на песке следы, в которых кривая линия дороги бежала среди барханов. Тогда я начал оставлять рядом бумажный лист и карандаш. Так появилась карта. Она звала меня покинуть селение и уйти за горизонт.
«Ты всего лишь мальчишка, – сказал Стас в тот последний вечер. – Глупец и рохля, который погибнет во время первой же бури. В пустыне выжить нельзя».
– Ты ведь мне поверила. Мне, а не Стасу, – протянул я руку Анрике. – Пойдем?
– Я устала. Давай еще немного отдохнем.
Анрика легла и закрыла глаза.
– Давай, – согласился я.
– Может быть, я тогда поступила глупо, – прошептала она.
Горячий полуденный ветер гулял среди барханов. Безжалостно палило солнце, спасением от которого служила лишь ночная прохлада. Но в темноте приходил страх. По ночам мы сидели возле костра и прижимались друг к другу. Было приятно чувствовать рядом Анрику и ощущать тепло ее тела. Потом Анрика засыпала у меня на коленях. Языки пламени освещали ночной мир, отбирали у него крошечное пространство. В вышине пищали быстрые летучие создания, гоняясь за ночными бабочками. Насекомые прилетали к огню, врывались в круг света и погибали, вспыхивая яркими искорками. Мир темноты жил своей собственной жизнью. Непонятной, враждебной и чужой для вернувшихся на Землю людей.
Я сидел, смотрел на лежащую Анрику и вспоминал прошедшую ночь, когда девушка мерно посапывала, опустив голову мне на колени, и по ее щеке спускался локон с застрявшими песчинками. Из-под воротника выглядывала тонкая шея, и мне безумно хотелось поцеловать Анрику. Сначала в щеку, отведя волосы в сторону, а затем медленно опуститься на шею. Нет! Я не должен был об этом думать! Но в памяти упорно возникали рассказы Стаса о том, как они с Крошкой… Вот черт возьми! Ты действительно рохля, Дарен! Слабак, никчема и рохля! Другой давно бы уже отважился в свои семнадцать лет! Как были приятны губы Анрики, когда мы с ней в первый раз поцеловались. Воспоминание разлилось по телу теплой волной.
Ночью Анрика что-то прошептала во сне. Ее губы приоткрылись, и я потянулся к ним, наклонился ближе. Оказалось, что Анрика не спит, она посмотрела на меня и спросила:
– Что ты делаешь?
– Ничего, – смутился я, встал, подложил свою куртку под ее голову, подошел к Фиалке, сел на песок и принялся выбирать колючки из спутавшейся коровьей шерсти.
Фиалку мы нашли несколько дней назад. Визжа от страха, она выскочила из ложбины между барханами. Ее длинная шерсть и ноги были испачканы кровью, корова оставляла за собой красные следы. Пробежав полпути к нам, она упала и забилась, вздымая кучи песка. На бархане выросла фигура. Не появилась, не пришла, а именно выросла, будто поднялся сам песок, вылепив статую человека.
– Песочник, – прошептала Анрика.
Я достал взведенный самострел. Если песочник спустится за добычей, не думаю, что успею выстрелить больше одного раза. Возникла мысль, ну ее, эту корову. Но рядом стояла Анрика, и отступать я не собирался.
Песочники внешне похожи на людей, но они не люди. Они словно пародия на нас. Форма жизни, где органика так прочно переплелась с минералом, что нельзя сказать, чего в них больше. Они свободно проходят сквозь песок, а живут в подземных пещерах.
– Видишь! – прокричал я песочнику, поднимая самострел. – Корова моя, не суйся!
Некоторое время мы играли с ним в гляделки. Затем песочник втянулся в бархан, и я ощутил, как предательски дрожат ноги. Чтобы не показать страха, я сделал шаг по направлению к корове, затем еще один на непослушных, негнущихся ногах.
– Чего же ты! – Анрика обогнала меня и первой подбежала к раненому животному. – У нее живот разорван! Дар, быстрее!
Коровьи внутренности вывалились из рваной раны и лежали на песке белыми червями. Пересиливая тошноту, я принялся засовывать их обратно ей в живот. Корова дернулась.
– Держи ее! – бросил я Анрике.
Девушка начала гладить коровью голову, что-то ласково нашептывая. Внутренности были в слизи и песке. Оставшуюся во фляге воду, чтобы их обмыть, тратить я не собирался. Все равно не выживет, подумал я тогда. Но Фиалка выжила. Анрика зашила рану иголкой с ниткой, корова пролежала сутки, а потом встала и пошла