ек, которые родители и их поколение называли «хрущевками», Мил подошёл к перекрестку с пешеходным переходом. Сделав вид, что смотрит, не едут ли машины, он внимательно осмотрел все пространство, спрятав лицо под капюшоном толстовки. Нигде никого не было видно, он быстро перешел двухполосную дорогу, взлетел ко входу, махом преодолев пять ступенек, не оглядываясь, и зашел в библиотеку. Если пацаны увидят, капец, засмеют. Такого, как в младших классах, конечно, не будет. После того, как в кино прогремела слава, ставшая из слова пацана, все мелкие разделились на два лагеря – «пацаны» и «чушпаны».
Они с родителями не так давно переехали в этот город, район и школа были обычными и он довольно быстро стал своим в классе. Он умел за себя постоять, да к нему особо и не лез никто. В классе и среди учителей он слыл за умного, но «ботаном» не был. В стаю к Сереге он не лез, тот его зазывал, и точно недолюбливал, но поскольку Мил на лидерство и авторитет его не претендовал, то они делали вид, что типа друзья. Мать, подсиропила ему с именем, что за имя она придумала – Мил? Полное было Милокентий, но они все сошлись на коротком. Вечно у нее были свои непредсказуемые творческие порывы. Но он как-то со временем пообвыкся, да и батя тоже смирился, и молчал по этому поводу, не подкалывал. Родители были довольно странной парой, в их доме не бывало ссор, ругани и криков. Батя был простым, упертым и рукодельным технарем-электриком и работал на заводе. Мать перебрала, казалось все гуманитарные профессии, откуда-то сразу уходила, где-то задерживалась подольше. Много читала, иногда рисовала. И никогда не готовила. В их семье готовил отец, он приходил домой, включал телевизор, наливал себе рюмочку, и отключался от всего, медитировал. Все знали, когда батя готовит, на кухню лучше не заходить и его не трогать. Что в принципе есть, им с матерью было пофиг. Главное – самим не готовить. Но Мил всегда снимал «пробу» и с умным видом говорил бате – что в блюде было так или не так, соли там добавить, или еще мясо потомить. У всех троих была общая черта, но каким-то чудесным образом, они ни разу не пересекалась с друг другом, это была упертость. Если мать или отца замыкало на чем-то, то сдвинуть его или ее с этого было нельзя, это случалось довольно редко, но могло быть метко. Как, например, с именем – мать решила и сказала это так, что отец, при всей его любви к порядку, простоте, правилам и понятности, даже слова ей не возразил. Как и с готовкой, они рассказывали, что она еще до свадьбы ему сказала, что готовить не умеет и не будет. И оказалось, что для бати это не вопрос. Хотя все вокруг, в том числе и бабушка, мать матери, закатывали глаза от такой расстановки обязанностей. Но им троим было нормально. Так и жили.
Это библиотеку он заприметил давно, когда ходил мимо гаражей, по мостику через речушку, в большой торговый центр. Мил любил гулять в одиночестве. Думать, слушать музыку, размышлять, когда дорога шла под ногами, мысли так не тревожили, – «как жить, что делать?», получалось находиться «здесь и сейчас».
Сначала она была неказистой, а потом козырек и кирпичи покрасили, нарисовали лиса, обыграли слова «литература и семья», внутри сделали ремонт, разбили пространство на зоны, и там стало уютно, тихо и спокойно, самое то, чтобы побыть одному. правда иногда там собирались пенсионеры, их учили компьютерной грамотности, или дети бегали и орали по кругу в его лисьей норе. Он обычно садился в желтое кресло во взрослом зале, приходил в понедельник, когда народу было меньше всего. Две девчонки не намного старше его, беленькая и черненькая, давно уже привыкли к тому, что он узурпировал то полутемное отделение, давали ему книгу и не трогали, милые как Беляночка и Розочка, из старой сказки. Они же дразнили его Маленьким принцем, и говорили, что его нарисовали в нише на входе. Там был мальчик сидящий спиной на стопке книг и рыжий лис. Все так. Вот только сказки не было. У Мила была своя комната, но мать в последнее время работала удаленно из дома, и хоть они и редко пересекались днем, каждый занимался своими делами, все равно – дома было не то.
«Давай покинем эту вечеринку прямо сейчас
Нам никогда не нравились эти люди.
Ковбои и безнадежные короны
Кружатся вокруг нас
Смотрят на нас сверху вниз» – иногда его замыкало на какой-то дурацкой вроде бы песне. Вот и сейчас, на эту песню он наткнулся случайно, мать утром тоже «по-кругу» гоняла незамысловатую – Aly & AJ 78violet «Potential Breakup Song» , а он с детства вырос на ее музыке, когда таскал ее плеер, на которой был странный микс песен от классической музыки, бардов, до матерного рока, и откровенной попсы. Он включил у себя эту песню, а следующая включилась эта «Personal Cathedrals». Включилась и пошла на репите. К тому же и девчонки были симпатичные, в том их первом клипе две блондинки с гитарами в черных джинсах и майках, Эли и Эл Джей, тоже сокращенные имена, как у и него.
Он мысленно приложил свою ладонь к лисьей лапе на стене и пошел искать укромное местечко.
Он хотел уехать из этого города, вырваться на свободу, расправить крылья. Все эти слова звучали как-то пафосно, и никто его не душил, и никто не бил и не давил. Однако, словно ему здесь воздуха и простора не хватало. На сердце и душе всё время было тревожно и неспокойно, словно он не здесь должен быть и жить не этой тихой затрапезной жизнью обычного паренька в обычном провинциальном