ин таверны, здоровенный мужчина по виду из западных приморцев – только у них такая буйная рыжая шевелюра и такой скошенный лоб – смотрел на нее с бесконечным презрением, и сквозь привычную решительную дерзость Анны стала проступать растерянность.
Она не привыкла иметь дело с хамством. В том мире, в котором Анна жила с самого рождения, никто не действовал вот так, нахрапом, бесцеремонно. Все обставлялось достаточным количеством поклонов и приличий, чтобы со взломом границ души можно было смириться. В мутном зеркале за барной стойкой она увидела свое отражение – бледная девушка в темном пальто казалась незнакомкой. Хозяин таверны презрительно скрестил руки на груди. Наверно, он не в первый раз проделывал такой фокус с теми, кто не ожидал подвоха. С кем-то, вроде Анны.
– Я не заказывала вино, – в очередной раз отчеканила Анна. Кожа под перчатками стала ныть. Анна снимала их только перед сном, тогда, когда никто не увидел бы ее руки – когда она стала есть, не сняв перчаток, то заметила, как хозяин таверны вопросительно поднял бровь.
Впрочем, чему тут удивляться? Он наверняка видел в своем заведении и не такое.
– Чем докажешь? – парировал хозяин таверны. Черепа на винных бутылках в баре словно усмехались. Немногочисленные посетители хмыкали и обменивались негромкими и явно оценивающими комментариями по поводу Анны, наблюдая за представлением из-за столов и табачного дыма. – Я подошел – перед тобой тарелка от рагу, чашка после чая и пустая бутылка. Плати, голубушка!
– Это не моя, – процедила Анна. С той гордостью, с которой мать расплачивалась за услуги грязи мира сего, швырнула пятигрошник, показавший гордый профиль его величества Пауля – хозяин таверны поймал монетку на лету, бросил в распахнутый рот кассы и снова вопросительно уставился на Анну. – Она уже была, когда я села за стол. Наверняка кто-то из вон тех поставил.
«Вон те» – компания молодых крепких мужчин в невыразимо грязных обносках – загоготали так, что с потолка посыпалась труха. Их взгляды были неприятно липкими. К лицу прилила кровь.
За неделю своих скитаний она успела побывать в самых разных местах – и в приличных кофейнях с полированными столами из красного дерева, масляными лампами и синими занавесками между отсеками, и в таких вот заведениях для простого рабочего люда, носильщиков и грузчиков, где подавали почки, хлеб и маринованные огурцы, на грубо сколоченном прилавке громоздились буханки на подносах, несвежие соленья, куски бекона и масло, а в воздухе стоял сивушно-луковый чад. Анна успела побывать в самых разных местах – но ее поиски пока не увенчались успехом.
– Еще скажи, что рагу не твое, – хозяин таверны выразительно завел глаза к низкому закопченому потолку. Да, заведеньице было то еще, прямо со страниц авантюрных романов – Анна в жизни не пошла бы сюда, если бы не ее дело. – Слушай, не морочь мне голову! Или давай полукаруну серебром, или вон, ступай на кухню. Посуду отмоешь, котлы ототрешь и свободна. Винцо-то дорогое!
Анна беззвучно ахнула. Помыть посуду было нетрудно, как, собственно, и заплатить, пока еще у нее были деньги – но она терпеть не могла шантажистов и вымогателей. Со стороны собора святой Марфы донесся мелодичный перезвон – десять вечера. И она снова ничего не выяснила. И снова придется идти в собор, в ту его часть, которая отведена для приюта страдающих и скорбящих, ночевать на жесткой скамье и надеяться, что новое утро все сможет исправить.
Серебро мелькнуло шустро летящим круглым жуком – хозяин таверны вновь проворно поймал деньги, поклонился. Анна обернулась и увидела невысокого мужчину в темно-сером потертом пальто. Капюшон был низко надвинут, лицо незнакомца утопало в тени, но Анна все-таки смогла разглядеть аккуратный тонкий нос, четко очерченные бледные губы и ямочку на подбородке.
– Отстань от барышни, Пьер, – прошелестел бесцветный голос из-под капюшона, и Анна вздрогнула: так, негромко и вкрадчиво, словно проникая словами под кожу, говорят только инквизиторы. Она не боялась инквизиции, но искать с ними общения будет только идиот – а общаться наверняка придется, Анна понимала, что нет на свете мужчины, который в таких местах заплатил бы за девушку – тем более, серебряную полукаруну – и не потребовал бы продолжения приятного знакомства.
Она прекрасно понимала, что рискует жизнью, когда приходит в такие вот таверны и погребки. Жизнью и честью. Но выбора у нее не было.
Хозяин таверны поклонился инквизитору, нырнул под стойку и вынул какой-то плотный бумажный сверток, старательно перевязанный бечевкой. Инквизитор взял его, кивнул на прощание и быстрым шагом двинулся к выходу. Анна машинально направилась за ним – судя по плавности его движений, он хорошо танцевал; подумав об этом, Анна мысленно стукнула себя по голове.
– Ну ты глянь, молодец! – одобрил один из завсегдатаев таверны. – Прикупил барышню на вечер!
Инквизитор ничего не ответил, и Анне сразу как-то расхотелось его благодарить. Дама в таких обстоятельствах вообще ничего не говорит – за даму разговаривает мужчина, который спасает ее честь. Она одарила болтуна испепеляющим взглядом и не проронила ни слова.
Выходя, инквизитор придержал дверь – в лицо тотчас